Translation for "расшитое" to english

Расшитое

adjective

• fancy

Translation examples

fancy adjective

Была ли кровь на маленьком расшитом коврике перед его дверью?
Was there any blood on that small, fancy rug before his door?

Он уже нарядился для Денверских Врат – в щегольской мужской костюм с расшитым шелковым жилетом.
He was already dressed for the Denver Gate, in a fancy-cut Eastern gentleman's suit with an embroidered silk vest.

Он обратил внимание на причудливые одежды — вычурные головные уборы, расшитые накидки, которые в обычное время немногие могли себе позволить.
He noticed that many people wore very fancy clothes, elaborate headgear and embroidered tunics that they would not normally have been able to afford.

Модная блузка хоть и расшита стеклярусом, но не производит впечатления чересчур вызывающей, украшения скромные, отнюдь не аляповатые, длинная узкая бархатная юбка элегантна, а разрез до колена вносит легкую нотку кокетства.
The blouse was sequined, fancy, but not too sexy. The jewelry was demure, nothing flashy. The long velvet skirt was elegant, slim, slit to the knee.

Одеты они были не так вычурно, как те, которых Анжела только что видела. Не было на них ни коротеньких, до колен, штанишек, ни расшитых сюртуков, зато на плече у каждого Анжела увидела длинноствольное ружье, а у одного из присутствующих на боку болталась шпага.
Each of them carried a long gun. They wore plain clothes, several of them had no coat at all, none of them had fancy buckles or those knee pants that looked so funny.

Больше она не будет носить ни косыночки, которые Оле подарил ей перед отъездом по случаю помолвки, ни шнурок на талии с подвешенными на нем в расшитых кожаных футлярчиках несколькими предметами, которые женщины часто используют в домашнем обиходе: серебряной ложечкой с короткой ручкой, ножиком, вилкой, игольником.
Hulda would now be obliged to abandon the long plaits tied with bright ribbons, which had heretofore hung from under her coquettish cap, the broad belt with fancy buckles that kept her apron in place upon her scarlet skirt, the girdle to which were appended several small embroidered leather cases containing a silver tea-spoon, knife, fork, needle-case and scissors—articles which a woman makes constant use of in the household.

И все эти персонажи, как понял сейчас Мэтью, после ленча направились домой, вытащили из шкафов и сундуков лучшие свои павлиньи перья, чтобы встать между такими же павлинами в буйстве красок, причудливых фасонов, кружевных рубашек с манжетами, камзолов любых оттенков от морской зелени до винной темной густоты, треуголок с завернутыми полями — не только респектабельно черных, но и красных, синих, даже ядовито-желтых, расшитых сюртуков и чулок, башмаков на толстой пробковой подошве, от которой среднего роста мужчины становились высокими, а высокие едва ли не опрокидывались, резных тростей из ясеня, черного дерева или каштана с золотыми и серебряными набалдашниками и прочих модных аксессуаров, что должны определять джентльмена. Воистину карнавал.
And all these personages, it appeared to Matthew, had gone home after lunch to pull from closets and chests their finest bits of peacock feathers to stand out from their fellow peacocks in a riot of color, fancy breeches, lace-collared and cuffed shirts, waistcoats of every hue from sea-green to drunkard’s purple, rolled-brim tricorns of not only stolid black but also red, blue, and a particularly eye-inflaming yellow, embroidered coats and stockings, thick-soled chopine shoes that made men of medium height tall and tall men nearly topple, elaborate walking-sticks of ash, ebony, and chestnut capped with gold and silver grips, and all the rest of the fevered fashion that supposedly illuminated the signature of a gentleman. It was a true carnival.

вот океанская ракушка, видишь, какая громадная, но если приложить ее к уху, то услышишь не шум океана, как это бывает с обыкновенными ракушками, а мелодию нашего национального гимна! Славные вещицы, не правда ли, мать? видишь, как хорошо быть богатым?» Но она не разделяла его восторга и молча грызла кончики кисточек, которыми обычно раскрашивала птиц, и сердце ее разрывалось от жалости к сыну, от воспоминаний о прошлом, которое она помнила и знала, как никто другой; как никто другой, знала и помнила она, какую цену должен был заплатить ее сын, чтобы остаться в президентском кресле, чего ему это стоило. «Это были не нынешние времена, сеньор, когда власть – вот она, осязаемая, зримая, вся тут, когда она – стеклянный шарик на ладони, как любит говорить мой сын; это были времена, когда власть ускользала из рук, как рыба сабало, когда она, не освященная ни Богом, ни законом, металась в этом дворце, который был тогда сущим бедламом». В этом бедламе его преследовала жадная стая тех, кто выдвинулся во время войны за Федерацию, кто помог ему свергнуть такого сильного диктатора, как генерал и поэт Лаутаро Муньос, да пребудет с ним слава Господня вкупе с его латинскими требниками и сорока двумя скакунами чистых кровей, но в благодарность за эту услугу бывшие сподвижники потребовали поместья и скот изгнанных из страны феодалов, поделили страну на автономные провинции и, усевшись каждый во главе провинции, заявили, что это и есть Федерация, за которую они проливали свою кровь: «Из наших жил, мой генерал!» Они заделались абсолютными монархами в своих провинциях, издавали свои собственные законы, провозглашали национальными праздниками дни своего рождения, выпускали свои денежные знаки, ставя на них свои личные росписи, щеголяли в расшитых серебром и золотом парадных мундирах, инкрустировали брильянтами золотые ножны и эфесы своих сабель, носили треуголки с павлиньим плюмажем, – разумеется, все эти убранства они скопировали со старинных литографий эпохи вице-королей.
nothing else in the world but this sad sewing machine, she lamented, looking at him there with his gold-braided hearse, my poor son didn't have a hole in the ground to fall dead into after all those years of serving his country, lord, it's not fair, and she did not go on complaining out of habit or disillusionment but because he no longer made her a participant in his shake-ups nor did he hurry over as before to share the best secrets of power with her, and he had changed so much since the times of the marines that to Bendición Alvarado he seemed to be older than she, to have left her behind in time, she heard him stumble over words, his concept of reality became entangled, sometimes he drooled, and she was struck with the compassion that was not a mother's but a daughter's when she saw him arrive at the suburban mansion loaded down with packages and desperate to open them all at the same time, he cut the twine with his teeth, broke his fingernails on the hoops before she could get the scissors from her sewing basket, dug everything out from the underbrush of debris with flailing hands as he drowned in his highflying anxiety, look at all this wonderful stuff, mother, he said, a live mermaid in a fishbowl, a lifesize wind-up angel who flew about the room striking the hour with its bell, a gigantic shell in which the listener didn't hear the sound of the waves and the sea wind but the strains of the national anthem, what fancy stuff, mother, now you can see how nice it is not to be poor, he said, but she couldn't feed his enthusiasm and began chewing on the brushes used to paint orioles so her son would not notice that her heart was crumbling with pity thinking back on a past that no one knew as well as she, remembering how hard it had been for him to stay in the chair he was sitting in, but not these days, lord, not these easy times when power was a tangible and unique matter, a little glass ball in the palm of the hand, as he said, but when he was a fugitive shad swimming around without god or law in a neighborhood palace pursued by the voracious swarm of the surviving leaders of the federalist war who had helped overthrow the general-poet Lautaro Muñoz, an enlightened despot whom God keep in His holy glory with his Suetonius missals in Lathi and his forty-two pedigreed horses, and in exchange for their armed help they had taken over the ranches and livestock of the outlawed former owners and had divided the country up into