Translation for "кукиш" to english

Кукиш

noun

• fig

Translation examples

fig noun

Колья солгал,то покажимне кукиш, Как делают надменные испанцы.
When Pistol lies, do this and fig me like the bragging Spaniard.

Мы вошли в дом не через лавку, где мадмуазель Кукиш и мосье приказчик отпускали товар покупателям, а через другую дверь и, поднявшись по лестнице ко мне в комнату, отперли ящик, вынули драгоценный пистолет, осмотрели ствол, затвор, кремни и пороховницу, снова заперли ящик на ключ и отправились в школу, уговорившись после уроков пострелять в цель.
We went upstairs, by the private door of Rudge's house, and not through the shop, where Mademoiselle Figs and Monsieur the apprentice were serving their customers; and arrived in my room, we boys opened my box, examined the precious pistol, screw, barrel, flints, powder-horn, &c., locked the box, and went away to school, promising ourselves a good afternoon's sport on that half-holiday.

— Пошел ты, бугъяроне, в задницу, — мрачно отозвался Аго и показал ему кукиш. — Ладно, давай напьемся и отпразднуем мой дар ясновидения. Словом фурбо обычно обзывали уличных забияк и щеголей. Бугъяроне было прозвищем куда более оскорбительным, а применительно к Никколо вообще не соответствующим действительности, поскольку ни он, ни сам Аго однополой любовью, как правило, не баловались, хотя нынче, когда «плакальщики» спасались бегством или умирали от удара ножом в закоулках и конюшнях, Флоренция перестала таиться, а это означало, что молодые мужчины снова ходили в обнимку и целовались при всем честном народе. — Буонаккорси и ди Ромоло могут теперь миловаться совершенно открыто, — заметил Никколо. — А кстати, я их тоже пристрою к себе, так что ты сможешь наблюдать, как они будут делать это прямо на службе, пока я разъезжаю по делам.
said Ago, unhappily, and rudely made a fig at his friend with his left hand by sticking his thumb between his first and second fingers. “Let’s go get a drink to celebrate my clairvoyant powers.” A furbo was a fellow with street smarts. A bugiarone was a less complimentary and in Niccolò’s case also a less accurate thing to be called. It remained the case that neither Ago nor il Machia were sodomites, or not often, but that night, while Weepers were running for their lives or, if they couldn’t run fast enough, being strung up in side-alleys and horse-barns, the true Florence was emerging from its hiding places, and that meant that men were once again holding hands and kissing each other almost anywhere you cared to look. “Buonaccorsi and di Romolo can stop hiding their love at last,”