Translation for "карпентьера" to english

Карпентьера

• carpentier

Translation examples

carpentier

- Издательство <<Смитсониан>> со штаб-квартирой в Нью-Йорке подготовило проект выпуска двуязычного иллюстрированного издания <<Город колонн>>, намеченного на 2004 год в ознаменование столетия со дня рождения Алехо Карпентьера, кубинского писателя, получившего премию Сервантеса.
- The Smithsonian Institution Press, based in New York City, established a project to produce a bilingual, illustrated version of Ciudad de las Columnas, to be launched in 2004 to mark the centenary of Cervantes-Prize-winning Cuban author Alejo Carpentier.

29. Г-жа Карпентьер (Конференция Организации Объединенных Наций по торговле и развитию (ЮНКТАД)), представляя доклад Генерального секретаря о роли предпринимательства в процессе развития (A/69/320), сообщает, что в докладе приводятся сведения о недавних усилиях по разработке стратегий предпринимательской деятельности на основе инициатив, проявляемых на всех уровнях, включая государственный и частный сектор.
29. Ms. Carpentier (United Nations Conference on Trade and Development (UNCTAD)), introducing the report of the Secretary-General on entrepreneurship for development (A/69/320), said that it documented recent efforts to develop entrepreneurship policies holistically, with input from all levels, including the public and private sectors.

390. Укрепление связей между Министерством культуры и неправительственными организациями, среди которых следует назвать такие фонды как Фонд Фернандо Ортиса, Антонио Нуньеса Хименеса, посвященные природе и человеку, Фонд Людвига, Фонд Алехо Карпентьера, Кагуайо, Фонд нового латиноамериканского кино, и такие ассоциации, как Мемориальный центр им. Мартина Лютера Кинга, Кубинское общество друзей книги, Кубинская ассоциация художников-ремесленников, Культурная ассоциация Йруба, Ассоциация музыкантов-ударников, Кубинская ассоциация библиотекарей и Ассоциация киноклубов, чья деятельность в различной степени способствует общественному и культурному развитию страны, реализации программ, имеющих территориальную, национальную и международную направленность, и вносит позитивный вклад в развитие творчества, художеств, научных исследований и культуры и общества в целом.
390. The reinforcement of the links between the Ministry of Culture and non-governmental organizations, including bodies such as the Fernando Ortiz Centre, the Antonio Núñez Nature and Man Foundation, the Ludwig Foundation, the Alejo Carpentier Foundation, the Caguayo Foundation and the New Latin American Cinema Foundation, together with associations such as the Martin Luther King Memorial Centre, the Cuban Association of Friends of the Book, the Cuban Artistic Handicrafts Association, the Yoruba Cultural Association, the Association of Percussionists, the Cuban Librarians Association, the Association of Cineclubs, etc., whose promotional activities have a variety of impacts on social and cultural development, have also contributed to the holding of local, national and international events which have a positive influence on creative artists, performers, researchers and organisers of cultural activities and on society at large.

Карпентьер уложил Уэллса-Бомбардировщика в считанные секунды, француз одолел англичанина.
Carpentier knocked out Bomber Wells in mere seconds, a Frenchman annihilating an Englishman.

И тут мне хотелось бы упомянуть – хотя мое нынешнее письмо грозит чрезмерно растянуться – уровень реальности, господствующий в «Царстве земном» Алехо Карпентьера.
Though this letter is in danger of running longer than it should, I’d like to examine the level of reality that predominates in The Kingdom of This World by Alejo Carpentier.

Нечто похожее я испытываю, читая Алехо Карпентьера – безусловно, одного из величайших испаноязычных романистов, чья проза – за исключением романов (знаю, что такое разделение незаконно, но я иду на это, желая яснее донести до Вас свою мысль), так вот, его проза, за исключением романов, – образец того стиля, который я решительно не приемлю.
I have a similar reaction to the Cuban writer Alejo Carpentier, without a doubt one of the greatest novelists of the Spanish language. Taken out of the context of his novels, his prose is exactly the opposite of the kind of writing I admire (I know it’s impossible to make such a distinction, but I make it to clarify my point).

И тем не менее проза Карпентьера – когда он рассказывает историю Ти Ноэля и Анри Кристофа в «Царстве земном» – это безусловный шедевр. Я читал, а потом трижды перечитывал роман, он затягивает и не отпускает, поэтому все мои претензии и возражения сами собой отпадают, роман побеждает меня, заставляя слепо поверить во все, что там рассказывается.
And yet this same prose, when it tells the story of Ti Noel and Henri Christophe in Carpentier’s 1949 novel The Kingdom of This World, an absolute masterwork that I’ve read at least three times, cancels out my reservations and antipathies with its contagious and overwhelming power and dazzles me, making me believe wholeheartedly everything it has to tell.

Но письмо мое слишком затянулось, и, дойдя до этого места, я почти физически чувствую Ваше нетерпение: Вам хочется прервать меня, задав вопрос, который буквально рвется у Вас с уст: «Но ведь во всем, что вы уже успели сказать о временной точке зрения, отчетливо просматривается смешение разных понятий: время как тема или сюжетный элемент (таковы примеры из Алехо Карпентьера и Бьой Касареса) и время как форма, как повествовательная конструкция, внутри которой раскручивается история (вечное время «Игры в классики»).
At this point in this long letter, you must be eager to interrupt me with an observation you are barely able to contain: “But in what you’ve written so far on the temporal point of view, I note a mix of different things: time as theme or plot (in the examples by Alejo Carpentier and Bioy Casares) and time as form, a narrative construction in which the plot unfolds (true of Hopscotch and its eternal time).”

Не сомневаюсь, что, если мы попытаемся проанализировать в подобном ракурсе произведения самых выдающихся писателей-фантастов нашей эпохи (в кратчайший список я включил бы Борхеса, Кортасара, Кальвино, Рульфо, Пиэйра де Мандьярга, Кафку, Гарсиа Маркеса, Алехо Карпентьера), то убедимся, что отношения между двумя различными мирами – миром реального и миром ирреального, или фантастического, представленными соответственно рассказчиком и рассказанной историей, – богаты бесконечными оттенками и вариациями, и не будет преувеличением сказать, что оригинальность автора фантастических произведений зависит в первую очередь от того, как он решает эту проблему.
If we set out to examine this point of view in the writings of the most distinguished authors of fantastic literature of our time (Borges, Cortázar, Calvino, Rulfo, Pierre de Mandiargues, Kafka, García Márquez, Alejo Carpentier, to supply a quick list) we would discover that the matching up of these two separate universes—the real and the unreal or the fantastic, as they are embodied or represented by the narrator and the narrative—leads to an infinity of gradations and variations, to the point that it is perhaps not an exaggeration to say that the originality of a writer of fantastic literature depends above all on the way in which the point of view in terms of level of reality is manifested in his fiction.

Замечательная техническая находка, использованная Алехо Карпентьером в «Царстве земном», – особая перспектива, заданная уровнем реальности. История часто перемещается в план мифа или легенды, что можно считать как первой ступенью фантастики, так и последней – реализма; рассказ ведет лишенный личностных характеристик повествователь; правда, он не целиком принадлежит тому же уровню, но очень к нему близок, подходит почти вплотную, поэтому дистанция, с которой он наблюдает события, настолько мала, что заставляет нас почти изнутри прожить мифы и легенды, составляющие ткань истории. Но вместе с тем дистанция существует и не дает забыть, что перед нами не объективная реальность, а реальность, «дереализованная» верой народа, который так и не отказался от магии, колдовства, иррациональных практик, хотя внешне вроде бы принял рационализм бывших колонизаторов.
The incredible technical achievement of The Kingdom of This World is the point of view in terms of level of reality that Carpentier creates. The story often unfolds on a mythical or legendary plane—the first level of fantastic literature or the last of realism—and is narrated by an impersonal narrator who, though he doesn’t establish himself entirely on that same level, comes very close to it, brushing up against it, so that the distance he maintains from his material is small enough to almost make us live inside the myths and legends of his story and yet unequivocal enough to make us realize that what we are being told is not objective reality but rather a reality undone by the credulity of a town that has not given up magic, witchcraft, or irrational practices, although on the outside it seems to have embraced the rationalism of the colonizers from whom it is emancipated.