Translation for "вкушая" to english

Вкушая

verb

• partake
• taste

Translation examples

partake verb

Он знал, что эту работу заказывал сам Григорий, она показывала воскресшего из мертвых и поднимающегося из своей усыпальницы Лазаря – первого из Ордена сангвинистов, – чтобы приветствовать Господа нашего и пообещать служить ему, вкушая только Его кровь.
He knew that Grigori himself had commissioned this very work, showing the rising of Lazarus from his tomb, the first of the Sanguinist Order to greet Our Lord, making his pact to serve Christ, to partake only of His blood.

taste verb

Вкуш у него не такой решкий, как запах.
It's not as strong once you taste it...

Я умру в страданиях, но вкушу ту агонию, которую преподнес вам.
I will die suffering but a taste of the agony I have inflicted upon all of you.

Она потянулась, вкушая свободу.
She stretched her arms above her head, tasting freedom.

Он провел языком по ее напряженной щелке, пробуя и вкушая женщину перед собой.
He ran his tongue over the hard edge of her cleft, sampling and tasting the woman before him.

Я сел рядом, умоляя успокоиться, и рассказал, как живут демоны, почитающие сатану, – как монахи или отшельники, вкушая землю и смерть, и объяснил, что они воображают, будто христианский Бог оставил им место в своем царстве.
I sat beside her, begging her to be calm, and then I told her how they lived, these Satan worshiping fiends, as monks or hermits, tasting the earth and death, and how they imagined that the Christian God had made some place for them in his Kingdom.

Слова падали и запутывались в ее восхитительных волосах, в то время как его губы скользили по ее шее, груди. Губами он осторожно расстегнул темное хлопковое платье, страстно мечтая о каждой клеточке ее тела, вкушая ее, словно нектар, блуждая языком по ее нежной коже.
The words tumbled amid the extravagant satin of her hair, as his lips moved to her neck and her breasts and he gently pushed open the dark cotton dress with his lips, lusting after every inch of her, tasting her like nectar as his tongue traveled everywhere and she began to moan softly.

– Я ужасно боялась, – призналась она Джошуа, – что ты вновь отправишься бродить по белу свету, чем занимался в течение последних нескольких лет, вкушая эфемерные радости жизни, не подозревая, что самая большая радость – это выполнить предписанное тебе в жизни назначение и создать семью.
“I was dreadfully afraid,” she had told Joshua, “that you would drift on as you have drifted for the past several years, tasting the ephemeral pleasures of life without realizing that there is an even greater pleasure to be had from fulfilling one’s appointed role in life and from forming one’s own family.

Крепко держа пакет из бурой бумаги, повторяя про себя как литанию: «Помни, что сказал доктор Бергстрем: не наваливаться на еду», она направлялась по обыкновению в один из дальних уголков парка или к заболоченному концу большого озера и там, осторожно пережевывая пищу, как бы заново вкушая ее, открывала 350-ю страницу «Стадса Лонигена».[77]
Clutching the brown paper bag, the warning like a litany in her mind--"Remember what Dr. Bergström said, don't gorge yourself"--she would make her methodical way into one of the farthest recesses of the park, or near a backwater of the huge lake, and there--munching with great restraint, taste buds enthralled in rediscovery--would turn to page 350 of Studs Lonigan.

И занимался этот источник где-то в Красном море, раздвоенном Божьей десницей; приумножаясь думой о всемирном потопе, он терялся на время и вновь нарождался в пузатом профиле ковчега, тут же сочетаясь с мыслью о китах — прежде невиданных, но часто рисуемых воображением, — затем незамутненно перетекал в дошедшие до него скупые легенды о чудо-рыбах, морских змеях и подводном царстве, принимая, в крещендо фантастического блеска, суровые черты его предка — вставленного в раму и увековеченного в фамильной галерее, — который, по преданию, был мореходом и правой рукой Васко да Гамы, — его лукавый и коварный взгляд; в нем мысль о море вступала на зловещий путь, подпрыгивала на бугристых сказаниях о пиратских набегах, путалась в навязчивой цитате из святого Августина, нарекшего океан жилищем демонов, пятилась к туманному слову «Фессалия» — то ли названию затонувшего корабля, то ли имени няньки, сочинявшей всякие байки про морские сражения, вбирала в себя душистые запахи богатых заморских тканей, всплывала на поверхность в очах чужеземной красавицы, единожды увиденной в незапамятные времена, а под конец кругосветного плавания ума сливалась с ароматом диковинного фрукта, что рос-де в южных краях у самого синего моря: вкушая его, ты вкушал вкус солнца.
It was something born in the Red Sea—divided in two by the hand of God—then amplified by the thought of the Deluge, in which it was lost, to be found later in the bulging outline of an Ark and immediately connected to the thought of whales—never seen but often imagined—and thence it streamed back, fairly clear once more, into the few stories that had reached his ears of monstrous fish and dragons and submerged cities, in a crescendo of fantastic splendor that abruptly shriveled up into the harsh features of one of his forebears—framed and eternal in the gallery—who was said to have been a freebooter with Vasco da Gama: in his subtly wicked eyes, the thought of the sea took a sinister turn, caromed off some uncertain chronicles of piratical hyperbole, got entangled in a quotation from Saint Augustine according to which the ocean was the home of the devil, turned back to a name—Thessala—that was perhaps a wrecked ship or a wet-nurse who used to spin yarns of ships and wars, nearly surfaced in the redolence of certain cloths that had arrived there from distant lands, and finally reemerged in the eyes of a woman from overseas, encountered many years before and never seen since, to come to a halt, at the end of this circumnavigation of the mind, in the fragrance of a fruit that, they had told him, grew only along the seashore of the southern lands: and if you ate it you tasted the flavor of the sun.