Similar context phrases
Translation examples
В тот же день заявителя вызвали в ОВД Чеховского района.
On the same date, the complainant was summoned to the Chekhov District Police Station.
После этого заявитель был доставлен в изолятор временного содержания в ОВД Чеховского района.
Thereafter, the complainant was taken back to the temporary confinement ward at the Chekhov District Police Station.
2.2 Заявитель был доставлен в ОВД Чеховского района, где сотрудники милиции начали ему угрожать и бить его по голове.
2.2 The complainant was brought to the Chekhov District Police Station, where police officers started to threaten him and beat him on the head.
Подобно персонажам чеховской пьесы, которые прозябают в атмосфере беспомощности и утраченных надежд, так сущность и дух КР находятся в состоянии упадка.
As with the characters in a Chekhov play, whose lives wither away in front of us, in the midst of a sense of powerlessness and lost hopes, the substance and spirit of the Conference on Disarmament are on the decline.
Позднее в тот же день два сотрудника милиции из ОВД Чеховского района, не представив никаких дальнейших объяснений, задержали заявителя около его дома.
Later the same day, two police officers from the Chekhov District Police Station, without providing any further explanation, apprehended the complainant near his house.
7.2 Он повторяет, что в результате жестокого обращения с ним в ОВД Чеховского района он признался в том, что г-жа И.Б. ехала в его автобусе 15 апреля 2002 года.
7.2 He reiterates that as a result of his ill-treatment in the Chekhov District Police Station, he confessed that Ms. I.B. was on his bus on 15 April 2002.
Эту точку зрения на аристократию в чеховских пьесах как нечто отжившее вы почерпнули, я полагаю, из книги доктора Палмера о творчестве Чехова?
This view of a Chekhovian aristocracy in decay, it is, I presume, one you've picked up from Dr Palmer's book on Chekhov?
Вряд ли в его семье драгоценностей было больше, чем у чеховских героев.
He wouldn’t have owned jewellery any more than Chekhov’s characters did.
— Прямо как чеховский герой, — проворчал Борис. — Ну и последнее. Я его попросту боюсь.
“It sounds like Chekhov,” Boris muttered. “And there’s a final factor. I’m afraid of him.
«Поиски духовной близости, не потому что это обязательно приведет к счастью, а потому, что это вызвано необходимостью — вот одна из постоянно повторяющихся чеховских тем».
“The search for intimacy, not because it necessarily makes for happiness, but because it is necessary, is one of Chekhov’s recurrent themes.”
А вон там, в Чеховской корзине, провиант на много лет вперед, да щенок, который делает “уюм, уюм, уюм”, да бутылка крымского».
And over there is Chekhov's hamper, which contains enough food for years to come, and a whimpering puppy, and a bottle of Crimean wine."
Я чувствую каждый ее вдох и выдох. Насмотревшись на звезды, я говорю: — Чем не чеховская история, правда? — Правда, что?
I can feel the air she breathes slowly filling, then slowly leaving her body. After inventing a constellation of my own of the sky’s brightest lights, I say to her, “It’s a simple Chekhov story, isn’t it?”
Я снова вижу себя в приемной доктора Клингера, но несмотря на разложенные здесь «Ньюсвик», «Нью-Йорк таймс» и прочее, я совсем не похож на приятного страдальца из мягкой чеховской истории об обычной человеческой беде.
and despite the presence there of all those Newsweeks and New Yorkers, I am no sympathetic, unspectacular sufferer out of a muted Chekhov tale of ordinary human affliction.
Каждый вечер в течение недели я перечитываю чеховский шедевр о застигнутом врасплох неряшливом, умном, литературно образованном обольстителе Лаевском, запутавшемся в собственном вранье и жалости к самому себе, и о его сопернике, не знающем сострадания, мстительном и речистом фон-Корене.
Every night for a week (with Claire only footsteps away) I reread Chekhov’s masterpiece about the weaseling, slovenly, intelligent, literary-minded seducer Layevsky, immersed in his lies and his self-pity, and Layevsky’s antagonist, the ruthless punitive conscience who all but murders him, the voluble scientist Von Koren.
в завершение длинной беседы, пока Орлиный Нос петляет по изгибам дороги, никто из них не отзывается, мертвая тишина, и я молодой Шаман получаю наставление Трех Старых Шаманов хранить тишину, потому что ничто не имеет значения и все мы Бессмертные Будды Познавшие Тишину, поэтому я затыкаюсь и настает долгая тишина пока надежная машина скрежещет вперед и я переправляюсь к другому берегу Буддами Нирманакайей, Самбхогакайей и Дхармакайей, всей Троицей которые суть Одно, моя рука свешивается за дверь с правой стороны и ветер дует мне в лицо и (с чувством счастливого возбуждения от вида Дороги после проведенных среди скал месяцев) я вглядываюсь в каждый маленький коттеджик и деревья и луг вдоль дороги, аккуратный маленький мирок который Господь воздвиг нам для разглядывания и путешествий внутри этого кино, тот самый суровый мир который исторгнет дыхание из наших грудных клеток и уложит когда-нибудь нас окоченевших в могилу, и мы не станем жаловаться (ведь жаловаться не стоит) - чеховский ангел тишины и печали пролетел над нашей машиной - Мы въезжаем в старый Конкрит, пересекаем узкий мост и вот мы среди кафкианских серых цементных заводов и подъемников для бадей с цементом тянущихся целую милю, заезжаем на цементную[17] горку затем припаркованные маленькие Американские машины, вдоль по монашеской деревенского вида Главной улицы с жарко посверкивающими окнами бесцветных лавок, типа "Все за 5-10$", женщины в хлопковых платьях покупающие всякую всячину, старые фермеры почесывающие себе ляжки в продуктовых лавках, скобяная лавка, люди в темных очках у Почты, декорации которые я буду видеть до самых границ Феллахской[18] Мексики - декорации сквозь которые мне предстоит ехать стопом и от которых беречь свой рюкзак (два месяца назад на трассе старый толстый ковбой в грузовике с гравием намеренно пытался наехать на мой рюкзак, я успел оттащить его назад, он только ухмыльнулся)(я погрозил ему кулаком чтобы он вернулся, и слава богу он ничего не видел, а то было бы как в песенке "И вот теперь он в тюряге сидит, парнишка по кличке Бродяга Боб, немало он пил, воровал и дурил, и вот теперь он в тюряге сидит") (и я вовсе не беглый каторжник в отчаянной широкополой ковбойско-мексиканской шляпе, который свернет себе самокрутку в захолустном баре, всадит перо в бок бармену и отправится себе в Старую Мексику) (в Монтерей или Мацатлан лучше всего) - Трое старикашек высаживают меня около Седро-Вулли, откуда я могу стопить на 99-ю - Спасибо им
to cap a long talk, as Hawknose veers the curves, none of them reply, dead silence, and I young Witchdoctor have been instructed by the Three Old Witchdoctors to keep silent, for nothing matters, we’re all Immortal Buddhas Who Know Silence, so I clam up, and there’s a long silence as the good car zings along and I am being ferried to the other shore by Nirmanakaya, Smaboghakaya and Dharmakaya Buddhas all Three, really One, with my arm draped over the right hand door and the wind blowing in my face (and from sensitation-excitement of seeing the Road after months among rocks) I dig every little cottage and tree and meadow along the way, the cute little world God’s whupped up for us to see and travel and movie-in, the selfsame harsh world that will wring our breath from our chests and lay us in deadened tombs at last, and us no complain (or better not)—Chekhov’s angel of silence and sadness flies over our car—Here we come into old Concrete and cross a narrow bridge and there’s all the Kafkaean gray cement factories and lifts for concrete buckets a mile long into the concrete mountain—then the little American parked cars aslant of monastic countryfied Main Street, with hot flashing windows of dull stores, Five & Tens, women in cotton dresses buying packages, old farmers pitting on their haunches at the feed store, the hardware store, people in dark glasses in the Post Office, scenes I’ll see clear down to the borders of Fellaheen Mexico—scenes I’ll have to hitch hike through and protect my pack through (in Grant’s Pass Oregon two months before fat old cowboy driving a gravel truck deliberately tried to run over my rucksack in the road, I pulled it back just in time, he just grinned) (I waved at him to come back, with my fist, thank’ God he didn’t see me, twoulda been “He’s in the jailhouse now, fellow called Ramblin Bob, usta drink and gamble and rob, he’s in the jailhouse now”) (and me no escapee with broadbrimmed cowboy desolate Mexicano hat, rolling cigarettes in the honkytonk saloon, then fork a hoss and head for Old Mexico) (Monterey, Mazatlán preferably)—The three old geezers ball me down to outside Sedro-Woolley where I get off to hitch to 99—Thank them—
How many English words do you know?
Test your English vocabulary size, and measure how many words you know.
Online Test