Translation for "хейзинга" to english

Хейзинга

• haizing
• huizinga

Translation examples

huizinga

В самом начале супружеской жизни, когда донья Лукреция только начинала постигать тайный мир своего мужа, он попросил ее прочесть книгу «Homo Ludens» Йохана Хейзинги [81], который полагал, что залогом счастья влюбленных могут стать игры и священное для обоих пространство.
Doña Lucrecia recalled their early days together, when she was first discovering the hidden side of her husband’s life and they’d had a conversation about the book by Johan Huizinga, Homo Ludens, one of the first he had asked her to read, assuring her that in the notion of life as play, and the sacred space, she would find the key to their future happiness.

Теперь, когда самая деликатная часть носового радения была выполнена, мысли его смогли вновь обратиться, воспарив, ко всегдашнему предмету – супружескому ложу: он вдруг связал образ ожидающей его доньи Лукреции с труднопроизносимым именем голландского историка и эссеиста Иохана Хейзинги, одну из статей которого он знал едва ли не наизусть, поскольку убедил себя, что написана она для него, дона Ригоберто, для нее, доньи Лукреции, для них двоих.
The delicate phase of the nasal rite being ended, his mind could now abandon itself once again to the play of fantasy, and all of a sudden, it associated the imminent nuptial bed, where Lucrecia lay awaiting him, with the unpronounceable name of the Dutch historian and essayist Johan Huizinga, one of whose essays had touched the depths of his heart, persuading him that it had been written for him, for her, for the two of them.

Как следует из краткого обзора моих пристрастий, которых Вы вовсе не обязаны разделять (не очень-то хотелось), эротику я понимаю как игру (в самом высоком, предложенном великим Йоханом Хейзингой понимании этого слова), в которой могут участвовать лишь избранные, игру частную, тайную, успех которой прямо зависит от того, удастся ли сохранить ее в секрете, вдали от любопытной публики, вмешательство которой лишает игроков всякого смысла.
I hope these brief examples, which, naturally, I don’t expect you to share with me (and I desire it even less), illustrate what I mean when I state that eroticism is a private game (in the highest sense given to the word by the great Johan Huizinga) in which only I and phantoms and other players can participate, and whose success depends on its secrecy and imperviousness to public curiosity, for this can lead only to its regimentation and perverse manipulation by forces that would nullify erotic play.