Similar context phrases
Translation examples
Такова была Куба, где пьяные американские моряки бродили по улицам Гаваны, оскверняя наши памятники, где Фульхенсио Батиста убивал и пытал наших студентов при потворстве американских лидеров.
It was a Cuba of drunken American marines on the streets of Havana, defiling our national monuments, and of Fulgencio Batista, killing and torturing students with the tacit complicity of American leaders.
В этих целях Соединенные Штаты Америки вербуют людей, которые ранее были замешаны в насильственных действиях, даже бывших должностных лиц, полицейских и других подонков бывшего диктаторского режима Фульхенсио Батисты.
To this end, the United States recruited people previously implicated in violent activities, even former officials, policemen and other lowlifes from Fulgencio Batista's dictatorial regime.
Кубинский народ, который ценой сотен жизней своих лучших сынов добился в 1933 году освобождения от диктатуры Мачадо, вновь оказался под властью самой мрачной в своей истории зверской тирании Фульхенсио Батисты.
The Cuban people, who succeeded, at the cost of losing hundreds of their finest children, in overturning the dictatorship of Machado in 1933, were still to experience the gloomiest and darkest episode in their history under the genocidal and tyrannical Government of Fulgencio Batista.
В этом же году были совершены нападения на кубинские консульства в Майами и Нью-Йорке и посольства в Гаити и Гватемале. 4 августа 1959 года в ангаре аэропорта Майами зарядом взрывчатки были уничтожены два самолета С-46, купленные свергнутым правительством Фульхенсио Батисты и еще не доставленные на Кубу.
That same year the Cuban consulates in Miami and New York were attacked, as were the embassies in Haiti and Guatemala. On 4 August 1959 two C-46 aircraft which had been purchased by the government of Fulgencio Batista before it was overthrown and which had not yet been delivered to Cuba were blown up in a hangar at the Miami airport.
Таким образом, вместе с отзывом кредитов американские учреждения, у которых с Кубой были прочные финансовые связи либо они непрерывно развивали коммерческую деятельность в стране вплоть до последнего момента существования прогнившей диктатуры Фульхенсио Батисты, к которой американское правительство никогда не проявляло враждебности, а, наоборот, поддерживало с ней оживленные отношения в духе неоколониальной эксплуатации, начали агрессивные действия против Кубы, выражавшиеся в давлении и экономическом запугивании.
This refusal of credit by United States bodies that had maintained stable financial relations with Cuba or had carried on business in the country without interruption until the very end of Fulgencio Batista's corrupt dictatorship, against which the United States Government had never engaged in economic warfare but with which, on the contrary, it had maintained an ongoing relationship of neocolonial exploitation, marked the beginning of the aggressive acts of economic pressure and intimidation against Cuba.
Да успокойся ты, Фульхенсио. Ничего страшного не случилось.
Now calm down, Fulgencio, nothing happened.
- А я, падре? Ты, Фульхенсио, присмотри за ризницей.
You, Fulgencio, attend the sacristy and nothing else.
Не убивай меня! Я - - Фульхенсио, ризнячий!
Don't kill me, I'm Fulgencio, the sacristón, the sacristín, the sacristán!
Двое других испанцев тоже представились с легким поклоном: — Дон Калисто! — Дон Фульхенсио!
The two other Spaniards also introduced themselves with slight bows. "Don Calisto!" "Don Fulgencio!"
Фернандито запустил тапком в физиономию Фульхенсио, и братец тотчас скрылся в своей спальне. – У вас все в порядке? Где вы?
Fernandito threw a rope-soled shoe at Fulgencio, who ran off to hide in his room. “Yes. Are you all right? Where are you?”
Как только раздавался звонок, глаза Господа загорались, сообщая лику неземное свечение. Этот фокус стоил Фернандито многолетних кошмаров. Не успел он взять трубку, как из соседней комнаты высунулась голова его брата Фульхенсио, любителя сплетничать и корчить рожи.
The figure’s eyes lit up when you pressed the switch, lending it a supernatural glow that had given Fernandito years of nightmares. As soon as he picked up the receiver, his brother Fulgencio poked his head around to spy on him and make faces, his one great talent. “Fernandito?”
скажем, будь в моем распоряжении только одна история, я бы стал расписывать ее и так и эдак и в конце концов все бы загубил, стараясь всеми правдами и неправдами выставить ее в наиболее выгодном свете; между тем, обладая, по сути, неисчерпаемым повествовательным запасом, я в состоянии подать мою историю спокойно и беспристрастно, вызывая порой некоторое раздражение и позволяя себе роскошь отвлекаться на второстепенные эпизоды, вдаваться в незначительные подробности. Стоит скрипнуть калитке – в это время я нахожусь в сарайчике с ваннами в глубине сада, – как я спрашиваю себя, из которого прошлого пожаловал очередной гость, отыскавший меня даже здесь; возможно, это всего лишь прошлое вчерашнего дня, прошлое этого же пригорода – приземистый метельщик-араб: в октябре он начинает ходить по домам, раздавая новогодние открытки и прося подаяние; по его словам, весь декабрьский сбор прикарманивают дружки, ему-де не перепадает ни гроша, – или более далекое прошлое, преследующее старого Руди за калиткой пригородного тупика: контрабандисты из кантона Валлезе, наемники из Катанги, крупье из казино Варадеро времен Фульхенсио Батисты.
Which, if you look closer, is the sign of real wealth, solid and vast, in the sense that if, we’ll assume, I had only one story to tell, I would make a huge fuss over this story and would end up botching it in my rage to show it in its true light, but, actually having in reserve a virtually unlimited supply of narratable material, I am in a position to handle it with detachment and without haste, even allowing a certain irritation to be perceptible and granting myself the luxury of expatiating on secondary episodes and insignificant details. Every time the little gate creaks—I’m in the shed with the tanks at the end of the garden—I wonder from which of my pasts the person is arriving, seeking me out even here: maybe it is only the past of yesterday and of this same suburb, the squat Arab garbage collector who in October begins his rounds for tips, house by house, with a Happy New Year card, because he says that his colleagues keep all the December tips for themselves and he never gets a penny; but it could also be the more distant pasts pursuing old Ruedi, finding the little gate in the Impasse: smugglers from Valais, mercenaries from Katanga, croupiers from the Varadero casino and the days of Fulgencio Batista.
How many English words do you know?
Test your English vocabulary size, and measure how many words you know.
Online Test