Translation for "удольфские" to english

Удольфские

• udolphian
• udolpho

Translation examples

udolpho

— «Удольфские тайны»[26] — с участием зловещего графа Монтони и малютки Эмили.
"The Mysteries of Udolpho," said H. M., "featurin' the sinister Count Montoni and little Emily.

Этот холм всегда наводит меня на мысль о стране, по которой в «Удольфских тайнах» путешествовали Эмили и ее отец.
It always puts me in mind of the country that Emily and her father travelled through, in The Mysteries of Udolpho.

Неужели в усадьбе Блай имеется своя тайна — какое-нибудь «Удольфское таинство» или полоумный родственник, которого держат в заточении,[3] не вызывая, однако, ничьих подозрений?
Was there a "secret" at Bly—a mystery of Udolpho or an insane, an unmentionable relative kept in unsuspected confinement?

Я прочел все сочинения миссис Радклиф, и большинство из них с большим интересом. Когда я взялся за «Удольфские тайны», я не мог оторваться от книги.
I have read all Mrs. Radcliffe's works, and most of them with great pleasure. The Mysteries of Udolpho, when I had once begun it, I could not lay down again;

«Замки Атлин и Данбейн» (1789), «Сицилийское сказание» (1790), «Сказание о лесе» (1792), «Удольфские тайны» (1794), «Итальянец» (1797) и «Гастон де Блондевиль», написанный в 1802 году, но впервые опубликованный после смерти автора в 1826 году.
Radcliffe wrote six novels, The Castles of Athlin and Dunbayne (1789), A Sicilian Romance (1794), The Romance of the Forest (1791), The Mysteries of Udolpho (1794), The Italian (1797), and Gaston de Blondeville, composed in 1802 but first published posthumously in 1826.

И все же причина, которая за неимением никакой другой представляется единственно возможной, в самой своей реалистичности пронизана не меньшей таинственностью, этим главнейшим элементом радклифских романов, чем те, что порождались неистощимой фантазией хитроумной создательницы «Удольфских тайн».[48] Ибо что может быть таинственнее внезапной и сильнейшей антипатии, которую в человеке определенного склада с первого взгляда возбуждает другой человек, совершенно, казалось бы, безобидный?
And yet the cause, necessarily to be assumed as the sole one assignable, is in its very realism as much charged with that prime element of Radcliffian romance, the mysterious, as any that the ingenuity of the author of the Mysteries of Udolpho could devise. For what can more partake of the mysterious than an antipathy spontaneous and profound, such as is evoked in certain exceptional mortals by the mere aspect of some other mortal, however harmless he may be, if not called forth by this very harmlessness itself?