Translation for "раблезианским" to english

Раблезианским

• rablesian
• rabelaisian

Translation examples

rabelaisian

Может, к тому времени появится какой-нибудь раблезианский персонаж, на которого будет не жалко.
Maybe by that day there will be some Rabelaisian figure worth spending them on.

рассказы трагические и комические, раблезианские и нежные – и все так ярко, будто он сам был свидетелем того, что описывал.
stories tragic and comic. Rabelaisian and tender— and all as though he had himself been a witness to what he described.

Хохоча, я раблезианским жестом задрал ей подол. Хихикая, схватил резинку трусов.
Laughing, I flicked up her skirt with a Rabelaisian gesture; giggling I grabbed the elastic band of her knickers.

Картины поистине раблезианской мерзости стали обычным делом на первом этаже, и надо обладать ясной головой и крепким желудком, чтобы пробраться сквозь эту громыхающую вонючую лавку старьевщика в загаженную ванную.
Scenes of Rabelaisian squalor are commonplace now on the ground floor, and it takes a clear head and a strong stomach to forge one's way through that jangling rag-and-bone shop to the blighted bathroom.

это привело ее к самому распространенному из всех возможных заблуждений, заставило поверить, что любое из внешних изменений лучше, чем их отсутствие… кредо, нисколько не более обоснованное, чем былое увлечение раблезианской страной грез, где все живет и движется.
which had led her into the oldest fallacy of all, that any external change was better than no change… a credo no more tenable than her onetime whim for the Rabelaisian dreamland where everything goes.

Сам он ценил в литературе «невесомую легкость стиля», но за всю свою жизнь не увидел ни в одном романе ничего «уморительного», «мятущегося» или «раблезианского» (включая собственно произведения Рабле), а посему считал притворщиками и позерами тех, кто на эти вещи ссылался.
The quality he looked for in literature being ‘weightlessness’, he had never found a novel funny, riotous or Rabelaisian in his life (and that included anything by Rabelais) and assumed his reviewers were either lying or showing off when they claimed they had.

Гораздо большую роль здесь играло ощущение незавершенности, которое должно будет невероятно возрасти, когда каждый пойдет своим путем… промельк реальности посреди древнего платонического мифа, эхо мифа раблезианского: Fais ce que voudras… это тоже его пугало.
It was far more a matter of that sense of incompleteness—the extent to which it would increase when they went their different ways, a glimpse of a reality in the old Platonic myth, an echo of the old Rabelaisian one, Pals ce que voudras… it also frightened him.

Юджин Бастоун — редактор и поборник нравственности, из-за своих подчеркнуто скромных манер и кукольной смазливости прозванный «принцессой Ди английской литературы» (хотя его чтение не было столь беспорядочным, как ее связи), — тот самый редактор, который дал уничижительную оценку моему первому роману, — этот Юджин якобы написал от руки личные послания всем своим рецензентам и обозревателям, категорически потребовав, чтобы впредь они не употребляли слова «уморительный», «мятущийся» и «раблезианский».
Eugene Bawstone – the literary editor and sacristan who had greeted my first novel (Who Gives a?) with a two-word review: ‘Not me!’ – a man whose shy, depressed demeanour and Bambi-eyed good looks had earned him the nickname ‘the Princess Di of English Letters’ (though I can avouch that there was nothing promiscuous about his reading), was rumoured to have written to each of his reviewers by hand, telling them they were no longer to use the words funny, riotous or Rabelaisian when writing for him.