Translation examples
Любовь Марковна, защелкнув сумку, поплыла в гостиную.
Lyubov Markovna clicked her purse shut and sailed off toward the parlor.
Собрание происходило в небольшой, трогательно роскошной квартире родственников Любови Марковны.
The meeting was at the smallish, pathetically ornate flat of some relatives of Lyubov Markovna's.
и Любовь Марковна еще жила впечатлениями прошлой субботы, щедро ими делясь.
and Lyubov Markovna was still living on her impressions from the previous Saturday, sharing them generously.
«А нам лифта не нужно», – сказала Любовь Марковна и пошла наверх, сильно топая, но как-то особенно плавно и бесшумно поворачивая на площадках;
"We don't need the elevator," said Lyubov Markovna and started up the stairs with a strong plodding gait which turned to a curiously smooth and silent swing on the landings;
Любовь Марковна предложила ему чаю, и тогда его могучее лицо вдруг беспомощно подобрело, и он, блаженно облизнувшись, наклонился к поданному стакану.
Lyubov Markovna offered him some tea and then his powerful face suddenly assumed a defenseless, gentle expression, and blissfully licking his lips, he bent toward the glass that had been handed him.
Его место на диване заняла Любовь Марковна с сумкой: обнажив усталые глаза, она обмякла и теперь приглаживала неизбалованной рукой Тамарин золотой затылок. «Да!
His place on the couch was taken by Lyubov Markovna and her large purse: now that her tired eyes were naked, her expression grew softer, as with a seldom humored hand she stroked the golden back of Tamara's head. "Yes!"
Внимательно осмотрев кондитерские пирожные на большой тарелке с плохо нарисованным шмелем, Любовь Марковна, вдруг скомкав выбор, взяла тот сорт, на котором непременно бывает след неизвестного пальца: пышку.
Lyubov Markovna carefully examined the pastries on a large plate with a poorly pictured bumblebee and, suddenly botching her investigation, contented herself with a bun— the sugar-powdered kind that always bears an anonymous finger-print.
Сквозь Васильева и бледную барышню просвечивал диван, инженер Керн был представлен одним лишь блеском пенсне, Любовь Марковна – тоже, сам Федор Константинович держался лишь благодаря смутному совпадению с покойным, – но Яша был совершенно настоящий и живой и только чувство самосохранения мешало вглядеться в его черты.
The sofa could be seen through Vasiliev and the pale girl! Kern, the engineer, was represented only by the glint of his pince-nez; so was Lyubov Markovna; and Fyodor himself existed only because of a vague congruity with the deceased—while Yasha was perfecdy real and live, and only the instinct of self-preservation prevented one from taking a good look at his features.
Ему казалось, что он сдерживает шаг до шляния, однако попадавшиеся по пути часы (боковые исчадия часовых лавок) шли еще медленнее, и когда у самой цели он одним махом настиг Любовь Марковну, шедшую туда же, он понял, что во весь путь нетерпение несло его, как на движущихся ступеньках, превращающих и стоячего в скорохода.
He thought he was keeping his pace to a dawdle, yet the clocks that he came across on the way (the emergent giants of watch-makers' shops) advanced even more slowly and when, almost at his destination, he overtook in one stride Lyubov Markovna, who was going to the same place, he understood that he had been borne along throughout his journey by his impatience, as by an escalator that transforms even a motionless man into a runner.
И все-таки он продолжал сидеть и курить, и покачивать носком ноги, – и промеж всего того, что говорили другие, что сам говорил, он старался, как везде и всегда, вообразить внутреннее прозрачное движение другого человека, осторожно садясь в собеседника, как в кресло, так чтобы локти того служили ему подлокотниками, и душа бы влегла в чужую душу, – и тогда вдруг менялось освещение мира, и он на минуту действительно был Александр Яковлевич или Любовь Марковна, или Васильев.
However he still continued to sit there and smoke and gently swing the toe of his foot—and while the others talked on and he talked on himself, he tried as he did everywhere and always to imagine the inner, transparent motion of this or that other person. He would carefully seat himself inside the interlocutor as in an armchair, so that the others elbows would serve as armrests for him, and his soul would fit snugly into the others soul—and then the lighting of the world would suddenly change and for a minute he would actually become Alexander Chernyshevski, or Lyubov Markovna, or Vasiliev.
How many English words do you know?
Test your English vocabulary size, and measure how many words you know.
Online Test