Translation examples
10. Председателем был избран г-н К. Арвиус (Швеция), а заместителями Председателя - г-н В. Корешков (Беларусь) и г-н П. Лукач (Словакия).
10. Mr. C. Arvius (Sweden) was elected Chairperson, and Mr. V. Koreshkov (Belarus) and Mr. P. Lukac (Slovakia) were elected Vice-Chairpersons.
На девятнадцатой сессии Председателем был избран г-н К. Арвиус (Швеция), а заместителями Председателя − г-н В. Корешков (Беларусь) и гн П. Лукач (Словакия).
At the nineteenth session, Mr. C. Arvius (Sweden) was elected Chairperson, and Mr. V. Koreshkov (Belarus) and Mr. P. Lukac (Slovakia) were elected vice-chairpersons.
9. В соответствии с правилами процедуры и установившейся практикой Комиссии Рабочая группа избрала Председателем г-на К. Арвиуса (Швеция) и заместителями Председателя г-на В. Корешкова (Беларусь) и г-на П. Лукача (Словакия).
9. In accordance with the Commission's rules of procedure and established practice, the Working Party elected Mr. C. Arvius (Sweden) as Chair, and Mr. V. Koreshkov (Belarus) and Mr. P. Lukac (Slovakia) as vice-chairs.
На семнадцатой сессии г-н К. Арвиус (Швеция) был избран Председателем, а гн В. Корешков (Беларусь) и г-н Р. Лукач (Словакия) были избраны заместителями Председателя (см. организационную структуру в приложении к настоящему документу).
At the seventeenth session, Mr. C. Arvius (Sweden) was elected Chairperson, and Mr. V. Koreshkov (Belarus) and Mr. P. Lukac (Slovakia) were elected Vice-chairpersons (see the organizational chart in annex to this document).
9. В соответствии с правилами процедуры и установившейся практикой Комиссии Рабочая группа избрала Председателя и двух заместителей Председателя: г-н К. Арвиус (Швеция) был избран Председателем, г-н В. Корешков (Беларусь) и г-н П. Лукач (Словакия) были избраны заместителями Председателя.
In accordance with the Commission's rules of procedure and established practice, the Working Party elected a Chairperson and two vice-chairpersons: Mr. C. Arvius (Sweden) was elected Chairperson, and Mr. V. Koreshkov (Belarus) and Mr. P. Lukac (Slovakia) were elected vice-chairpersons.
о современности, о досуге, о "белых воротничках", об автоматизации, о нашем понимании других, о Марксе, как сопернике Токвиля, о Вебере, как оппоненте Лукача.
about white-collar workers or about automation, about our knowledge of others, about Marx as rival to de Tocqueville, about Weber as an opponent of Lukacs.
но, как в разговоре о Дженни, в этих нейтральных, осторожных дискуссиях о взглядах и теориях Лукача было что-то искусственное.
but a little as with that about Jenny, he felt something artificial in the one or two rather neutral, guarded discussions they had about Lukacs’s views and theories.
Улегшись наконец в постель, он, чтобы прекратить все это и уснуть поскорее, взял в руки книжечку Лукача, которую Джейн дала ему в самолете.
Once in bed, to stop any more of this and send himself quickly to sleep, he picked up the Lukacs paperback he had been given.
– Это вовсе не обязательно. Не читай, если не хочешь. Это был сборник «Лукач о критическом реализме», опубликованный каким-то левым издательством, о котором Дэн и слыхом не слыхал.
‘You don’t have to if you don’t want to.’ It was an anthology, Lukacs on Critical Realism, issued by some small leftwing publishing house.
Однако, увидев лежавшую там книжечку Лукача, Дэн взял и ее; раскрыл на отрывке, который прочел и отметил еще на корабле, – там виделось ему что-то, имевшее отношение к сценарию о Китченере.
But then, seeing the Lukacs book lying there, he took that out as well, and turned to a passage he had read on the boat and marked, since he had seen a relevance in it to Kitchener.
Дэн мог бы перевернуть страницу и увидеть, как Лукач защищает Скотта и его заурядных героев, сравнивая их с героями романтическими и демоническими (не в пользу этих последних), завоевавшими популярность с легкой руки Байрона.
He might have turned a page and seen how Lukacs defended Scott and average heroes against the Romantic and demonic type of protagonist brought into popularity by Byron.
Как обычно, это произошло с ним главным образом потому, что он увидел во взглядах Лукача нечто такое, что мог абстрагировать при помощи аналогий, деполитизировать и применить к собственному жизненному опыту… несколько позже он понял, что поступает фактически почти так же, как сам Лукач, ни за что не желавший судить о Томасе Манне, подобно Брехту, как о «типично буржуазном приспособленце, создающем пустые, бесполезные, надуманные книги».
As usual it was principally because he saw something he could abstract by analogy, depoliticize, and apply to his own life not altogether, as he later realized, unlike Lukacs himself in his fierce refusal to take Thomas Mann at (‘typical bourgeois arrivist, futile, useless, artificial books’) Brecht’s valuation.
Что-то менялось и в нем самом, менялось в тот самый момент, когда она, сидя в его каюте, писала открытки, а он, пока она писала, читал ту книгу, что она – как он теперь понимал, вовсе не из вежливости – подарила ему в самолете: книгу Лукача.
Something else was changing in him, in fact changing at the very moment she sat in his cabin writing her postcards, since as she wrote, he read the book—and by then not at all out of mere politeness she had presented him with on the flight: the Lukacs.
Чтобы признать себя человеком никчемным, потакающим собственным слабостям, ему вовсе не нужен был тот отрывок из Лукача, который он тогда отчеркнул Попросту говоря, ощущение у Дэна было такое, словно он околдован этими днями на Вечной реке: Нил и успокаивал и тревожил.
He did not need the passage he had marked from Lukacs to feel that it was self-indulgent, unnecessary. In simple fact he felt a little bewitched by what these few days on the Nile seemed to have done to him: both calmed and unsettled.
Беседа расстроила Дэна, он говорил все меньше и меньше. Алэн принял сторону Джейн, и Дэну порой хотелось одернуть собеседников, накричать: такой абсурд эта заумь, это использование языка для того, чтобы доказывать необходимость выбросить за борт все остальные интеллектуальные и художественные ценности ради решения глобальных социальных задач; это казалось ему самоубийственным, подспудным стремлением к смерти, именно тем, против чего выступал Лукач, – представлением, что пресловутая мыльная вода не содержит в себе ребенка.
They began to distress Dan, and he said less and less. Alain sided with Jane, and he felt almost like snarling at times—the absurdity of this sophisticated conversation, use of language, being employed to argue a jettisoning of all other intellectual and artistic values, pell-mell, before the enormity of the socialist task: it seemed to him suicidal, a secret death-wish, precisely what Lukacs had been essentially arguing against: the notion that the despised bathwater did not also contain babies.
Даже и в этом было нечто парадоксальное: в то самое время, как он увидел в искусстве всего лишь современный вариант суеверного создания самим себе памятников, абсурдно вычурных и бесполезных, неспособных застраховать кого-либо от неизвестности, это новое видение принесло ему чувство освобождения… впрочем, скорее всего это было попыткой укрыться в собственном англичанстве, в убеждении, что глупо принимать что-либо в жизни слишком уж всерьез (например, Лукача и теоретиков абсолютной сознательности и ответственности писателя). К тому же ведь это все – дело случая, так как, по сути, роль авторского умения здесь гораздо меньше, чем общество готово признать.
Even this had a paradoxical element; at the same moment as he saw all art as a mere modern variation on superstitious tomb-making, absurdly elaborate and futile insurance against the unknown, the seeing brought a sense of freedom… or perhaps it was more a retreat into Englishness—conviction of the sheer silliness of taking anything in life (such as Lukacs and theorists of total consciousness and authorial responsibility) very seriously. It was all also a game of chance, in which the part played by skill was far smaller than the world would admit.
How many English words do you know?
Test your English vocabulary size, and measure how many words you know.
Online Test