Translation for "цк кпсс" to english

Цк кпсс

• central committee
• cpsu central committee

Translation examples

central committee

"Михаил Горбачев избран Генеральным секретарем ЦК КПСС".
Gorbatschow voted General Secretary of Central Committee

Как гражданин ГДР, я Зигмунд Йен, хочу высказать горячую благодарность ЦК КПСС...
Allow me to present the Central Committee of the communist party... Get lost!

На сегодняшнем матче присутствует генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев!
(Announcer) We are pleased to have here the General Secretary of the Central Committee... of the Communist Party Leonid Ilyich Brezhnev.

В Москве разоблачена антипартийная фракция, в которую вошли не кто-нибудь, а члены Президиума ЦК КПСС тт.
In Moscow they had discovered an anti-Party faction including not just anybody, but members of the Presidium of the Central Committee of the CPSU—Coms.

Хотя общие события развивались в приятном Шубкину направлении, отдельные частности настораживали Шубкина, о чем он с тревогой сообщал в ЦК КПСС.
Although events in general were developing in a direction that Shubkin found to his liking, certain isolated details put him on his guard, concerning which he anxiously informed the Central Committee of the CPSU.

Но оно частично затмилось другим событием, еще более неприятным Июньским Пленумом ЦК КПСС 1957 года и поспешно собранной районной партийной конференцией, куда пригласили и Аглаю.
But this was partly eclipsed by another, even more unpleasant event—the June 1957 Plenum of the Central Committee of the CPSU and the hastily convened district Party conference, to which Aglaya was one of the invited delegates.

Может быть, именно эта картина больше, чем XX съезд партии, нынешний Пленум ЦК КПСС и другие события, убедила Аглаю в том, что сталинская эпоха ушла безвозвратно в прошлое.
This picture was perhaps more effective than the Twentieth Party Congress, the current Plenum of the Central Committee of the CPSU and any other events in convincing Aglaya that the era of Stalin had retreated irretrievably into the past.

Но Генсек ЦК КПСС имел при этом внушительную, крупную фигуру, хоть как-то гармонирующую с могучими бровями… ну и должность, позволяющую взмахом бровей вершить судьбы людей и мира.
But the General Secretary of the Central Committee of the Communist Party of the Soviet Union also had a massive and impressive figure that somehow harmonised with his giant eyebrows – as well as a post that allowed him to determine people’s fate and the destiny of the entire world with a single flourish of them.

Это было довольно бурное время, первые несколько дней в октябре 1988 года, когда он созвал чрезвычайный пленум ЦК КПСС и объявил свою «ночь длинных ножей» против оппонентов.
It had been a pretty frantic time, those first few days of October 1988, when he had summoned a sudden extraordinary meeting of the Central Committee and inaugurated his own Night of the Long Knives against his opponents.

Столик для морских карт был из тикового дерева и отлакирован до агатового блеска, на полу лежал толстый ковер, которым не побрезговал бы и член ЦК КПСС. По краям широкой, обитой материей консоли находились штурвалы, около них — мягкие вращающиеся стулья.
The chart desk was teak-lacquered to an agate gleam; the deck bore a carpet thick enough for a member of the Central Committee; and at each end of the wide, padded console was a wheel with its own high, upholstered swivel chair.

К тому времени в нашей среде уже сложилось определенное мнение, что Шубкин — человек хороший, общественно активный, одаренный, может написать неплохой рассказ, очерк, стихотворение, письмо в ЦК КПСС, но вряд ли способен на большую литературную работу.
By that time our circle had already arrived at the definite conclusion that Shubkin was a good man, socially active and gifted; he could write a decent story or essay, a poem or a letter to the Central Committee of the CPSU, but he was hardly capable of a great literary work.

В связи с этим в Президиуме ЦК КПСС рассматривается вопрос о возможной чистке партийных рядов от тех, кто тайно или явно противится новому генеральному курсу, разработанному на двадцатом съезде… Как заявил один из партийных деятелей, партия будет выявлять и наказывать не только тех, кто прямо выступает против нового, но и против тех, кто не дает им должного отпора.
In this connection the Presidium of the Central Committee of the CPSU is considering the possibility of purging the ranks of the party of those who secretly or openly oppose the new general line as defined at the Twentieth Congress . As one party representative put it, the party will expose and punish not only those who openly oppose the new line, but also those who do not ostracize them with adequate vigor.

С утра до позднего вечера он работал в детдоме, там же проводил репетиции драмкружка имени Мейерхольда (он сам дал кружку такое название) и занятия литкружка «Бригантина», редактировал стенгазету «Счастливое детство», а приходя домой, сразу кидался к своему ламповому приемнику «Рекорд», слушал «вражеские голоса», закуривал папиросу «Прибой» и тут же, времени не теряя, заправлял в машинку четыре листа бумаги с копиркой и начинал с бешеной скоростью выстукивать очередной текст в строчку или столбиком. Писал он одновременно и лирические стихи, и поэму «Рассвет в Норильске», аллегорическую, о восходящем после долгой зимней ночи солнце, и роман «Лесоповал» о работе заключенных в ханты-мансийской тайге, и мемуары под названием «Память прожитых лет», и статьи по вопросам морали и педагогики, которые в большом количестве слал в центральные газеты, и письма в ЦК КПСС и лично Хрущеву, которые начинал всегда словами: «Дорогой и уважаемый Никита Сергеевич!» Антонина сидела у стола на диванчике и вязала своему сожителю шапку, поскольку ни один из имевшихся в магазине головных уборов на его голову не налезал.
He worked from morning till late in the children’s home, where he also held rehearsals with the Meyerhold Drama Club (he had chosen that name for the club himself) and classes with the Brigantine Literary Club and edited the wall newspaper “Happy Childhood,” and when he came home, he dashed straight over to his Record valve radio and listened to “the voice of the enemy” as he lit up a High Tide cigarette and immediately, wasting no time, loaded four sheets of paper with carbon paper into his typewriter and beginning to hammer out the lines or columns of his next text with furious speed. He was working simultaneously on his lyrical verse and the allegorical poem “Dawn in Norilsk” (about the sun rising after the long winter), and the novel The Timber Camp (about the work of convicts in the Khanty-Mansiisk taiga), and his memoirs under the title “Years of My Life Remembered,” and articles on questions of morality and pedagogy, which he submitted in large numbers to the central newspapers, and letters to the Central Committee of the CPSU and to Khrushchev in person, which always began with the words “Dear and Respected Nikita Sergeevich!” Antonina sat on the divan beside the table, knitting her cohabitant a cap, since not a single piece of headgear available in the shops would fit on his head.