Translation for "фатехпур" to english

Фатехпур

• fatehpur

Translation examples

fatehpur

Фатехпур-Сикри был обречен.
The destruction of Fatehpur Sikri had begun.

Примени то, о чем мы тебе расскажем, и, возможно, нам удастся помешать победе демоницы над владыкой Фатехпур-Сикри.
Do these things, and he will be your slave once more, and the demon’s victory over the master of Fatehpur Sikri may be prevented.

Через некоторое время их попросту стали гнать прочь, и те из них, кому повезло, пройдя полмира, дохромать до Фатехпур-Сикри, не жалели язвительных слов в адрес английской королевы.
After a time they were simply refused admission and those who managed to limp back across the world to Fatehpur Sikri returned with embittered words.

До конца жизни император был убежден, что таинственное исчезновение озера у Фатехпур-Сикри явилось делом рук чужеземца, которого он незаслуженно обидел и спохватился, когда было уже слишком поздно.
For the rest of his life the emperor would believe that the inexplicable phenomenon of the vanishing lake of Fatehpur Sikri was the doing of the foreigner he had unjustly spurned, whom he had not decided to take back into his bosom until it was too late.

Еще задолго до взбудоражившего столицу появления в Фатехпур-Сикри златовласого вруна из далеких земель с его неправдоподобными историями о чародейках и заклятиях Джодха знала, что ее сиятельный супруг унаследовал от своих предков дар колдовства.
Long before the unsettling arrival in Fatehpur Sikri of the yellow-haired liar from foreign parts with his tales of enchantresses and spells, Jodha had known that her illustrious husband must have had witchcraft in his blood.

Тогда никто не подозревал о том, что он обладал талантом и неудержимой страстью к рисованию. По ночам, когда его никто не видел, он изрисовывал стены Фатехпур-Сикри. Это были не буквы и не слова, и не было в этом даже намека на непристойность — он рисовал карикатуры на знатных особ.
Secretly, however, he was a great draftsman whose genius was bursting out of him. At night when he was sure nobody was looking he covered the walls of Fatehpur Sikri with graffiti—not obscene words or images, but caricatures of the grandees of the court so cruelly accurate that they all became determined to hunt him down as soon as possible and cut off those satirical hands.

Историк и мастер плетения интриг, ярчайший из Созвездия Девяти и второе по важности доверенное лицо самого грозного (без какого бы то ни было исключения) человека на свете, Абул-Фазл знал подлинную историю сотворения мира, которую, по его словам, ему поведали ангелы небесные, но знал также и то, сколько полагалось на день корма для лошадей дворцовых конюшен и как следует готовить изысканное блюдо из риса — бирияни, а также почему рабов переименовали в учеников; ему было известно все об иудеях и о движении небесных светил, о семи смертных грехах, о девяти философских системах, о шестнадцати заповедях и восемнадцати ветвях знания, а также о сорока двух нечистых деяниях. Через сеть осведомителей он знал обо всем, что говорилось и замышлялось кем-либо в пределах Фатехпур-Сикри: обо всех заговорах, случаях проявления непочтительности, обо всех нарушениях морали, — и потому жизнь каждого в этом городе зависела от него, а также от того, что он напишет. (Не случайно владыка Бухары Абдулла сказал, что пера Абул-Фазла следует страшиться более, нежели его меча.) Его перо пощадило лишь одного человека, который и так ничего не боялся, — императора Акбара.
Historian, spymaster, brightest of the Nine Stars, and second-closest confidant of the most frightening man in the world (with no exceptions), Abul Fazl knew the true story of the creation of the world, which he had heard, he said, from the angels themselves, and he knew, too, how much fodder the horses in the imperial stables were allowed to eat each day, and the approved recipe for biryani, and why slaves had been renamed disciples, and the history of the Jews, and the order of the heavenly spheres, and the Seven Degrees of Sin, the Nine Schools, the Sixteen Predicaments, the Eighteen Sciences, and the Forty-two Unclean Things. He was also apprised, through his network of informants, of every single thing that went on in every language within the walls of Fatehpur Sikri, all the whispered secrets, all the treacheries, all the indulgences, all the promiscuities, so that every person within those walls was also at his mercy, or at the mercy of his pen, of which King Abdullah of Bokhara had said that it was more to be feared than even Akbar’s sword: saving only the most frightening man in the world (with no exceptions), who was afraid of nobody, and who was, of course, the emperor, his lord. Abul Fazl stood in profile like a king and did not turn to look at the newcomer. He remained silent for so long that it became plain that an insult was intended.