Translation for "уолтер рэли" to english

Уолтер рэли

• walter raley
• walter raleigh

Translation examples

walter raleigh

Скорее всего, она принадлежала сэру Уолтеру Рэли.
It could be Sir Walter Raleigh's.

Благородная мысль, вы мой сэр Уолтер Рэли.
A noble sentiment, my Sir Walter Raleigh.

И сэр Уолтер Рэли. Хотя он проиграл и был обезглавлен.
And Sir Walter Raleigh, although he lost and was publicly beheaded.

Сэр Уолтер Рэли, распростёр свой плащ над грязью так, что королева Елизавета смогла идти, не испачкав своих ног.
Sir Walter Raleigh, spreading his cloak in the mud... so that Queen Elizabeth might walk dry-shod.

Вот глупость, право… Это ведь Уолтер Рэли?
By Walter Raleigh, isn’t it?”

После завтрака я обычно наслаждаюсь «даром» сэра Уолтера Рэли человечеству. – Благодарю вас.
After breakfast, I enjoy Sir Walter Raleigh’s ‘gift’ to humanity.” “Thank you.”

Я не Кей. – То есть? – Не буду подстилать свое пальто и все такое, словно Уолтер Рэли.38
I won't be like Kay about it.' 'Like Kay?' 'Laying down my cloak, all of that, like Walter Raleigh.'

Немцы, англичане, включая знаменитого сэра Уолтера Рэли, с одинаковым рвением обыскивали джунгли и дикие ущелья в поисках города золотого человека, но никто из них так и не преуспел в своем стремлении.
The Germans and the English, who included Sir Walter Raleigh, all scoured the mountains and jungles, but none ever found it.

Он пел дребезжащим стариковским голосом, аккомпанируя себе все на том же древнем аккордеоне, который подарил ему в Гуайяне еще сэр Уолтер Рэли,[6] и отбивая такт большими ступнями завзятого пешехода, потрескавшимися от морской соли.
He was singing the news with his old, out-of-tune voice, accompanying himself with the same archaic accordion that Sir Walter Raleigh had given him in the Guianas and keeping time with his great walking feet that were cracked from saltpeter.

Жила в муниципальной квартире — одна спальня, гостиная, кухня и душ — в муниципальном районе, в доме имени Фрэнсиса Дрейка[6] (три других дома были названы именами Фробишера,[7] Уолтера Рэли[8] и Нельсона[9]), дети из этих домов ходили в ту же школу, что и Виктория.
She lived in a council flat - bedroom, lounge, kitchen, shower - in Francis Drake Buildings on a council estate (the other three were Frobisher, Walter Raleigh and Nelson), whose children went to Victoria’s school.

Чувствуя смутное беспокойство – в такое моменты берешь книги одну за другой и ставишь их обратно, не раскрыв, – я попыталась вообразить эпоху чистой, самоуверенной маскулинности, вроде той, что предсказывают профессора в своих письмах (взять хотя бы сэра Уолтера Рэли[24]) и уже установили в Италии.
And in that restless mood in which one takes books out and puts them back again without looking at them I began to envisage an age to come of pure, of self-assertive virility, such as the letters of professors (take Sir Walter Raleigh's letters, for instance) seem to forebode, and the rulers of Italy have already brought into being.

ко дворцу нунциатуры приходили те, кто разыскал без вести пропавших, кто нашел тела своих утопших близких, приходили те, кто раньше не имел ничего, а теперь имеет все, и все эти бесконечные вереницы людей проходили через душный кабинет, украшенный аркебузами, которыми некогда истребляли каннибалов, и панцирями ископаемых черепах сэра Уолтера Рэли, через кабинет, где неутомимый эритреец выслушивал всех, никому не задавая вопросов и ни с кем не вступая в дискуссию; он сидел весь мокрый от пота, безразличный к вони множества человеческих тел, непрестанно дымил дешевой сигарой, хотя в кабинете и так было нечем дышать, и подробно записывал показания свидетелей святости Бендисьон Альварадо, заставляя их подписываться под этими показаниями или полным именем, или ставить крестик, или отпечаток пальца, – «Как вы, мой генерал!» Каждый подписывался, как умел, и уходил, тут же входил следующий, ничем неотличимый от предыдущего, и начинал: «У меня была чахотка, святой отец». – «У меня была чахотка», – записывал эритреец, пока посетитель продолжал: «А теперь послушайте, как я пою!» Входил другой и заявлял: «Я был импотентом, святой отец. А теперь вы только посмотрите на мое копье. Вот так и хожу целыми днями». – «Я был импотентом», – записывал эритреец вечными чернилами, дабы его записи никто не мог исправить до самого конца истории человечества. «У меня в брюхе росло живое животное, святой отец». – «У меня в брюхе росло живое животное», – записывал он, взбадривая себя кофе, заваренным до дичайшей крепости, прикуривая очередную сигару от раскаленного окурка предыдущей, неутомимый, с голой потной грудью. «Этот священник настоящий мужчина, мой генерал!» – «Да, сеньор, он настоящий мужчина.
everything came, paraded by without cease through the oven-hot office decorated with cannibal-killing muskets and prehistoric tortoises of Sir Walter Raleigh where the tireless Eritrene listened to all without asking any questions, without interrupting, soaked in sweat, alien to the plague of humanity in decomposition that was accumulating in the office where the air was rarefied by the smoke of his cigarettes which were of the cheapest kind, he took detailed notes of the declarations of the witnesses and had them sign here, with your full name, or with an X, or like you general sir with your fingerprint, in one way or another, but they signed, the next one came in, just like the one before, I was consumptive, father, he said, I was consumptive, wrote the Eritrene, and now listen to me, sign, I was impotent, father, and now look how I can go all day long, I was impotent, he wrote in indelible ink so that his careful writing would be safe from changes until the end of humanity, I had a live animal inside my belly, father, I had a live animal inside my belly, he wrote coldly, drunk with cheap bitter coffee, poisoned by the rancid tobacco of the cigarette that he lighted from the butt of the previous one, his collar unbuttoned like an oarsman's general sir, that's a real stud of a priest, yes sir, he said, a real stud, to each his own, working ceaselessly, not eating anything so as not to lose any time until well into the night, but even then he wouldn't take any rest but would appear freshly bathed in the dockside taverns in his rough patched cassock, he would arrive starving, sit down at the long plank table to share the bream stew with the longshoremen, he tore the fish apart with his fingers, he ground it right down to the bone with those Luciferine teeth that had their own glow in the dark, he drank his soup from the edge of the plate like a stevedore general sir, if you only could have seen him mingling with the human scum off the shabby sailing ships that weighed anchor loaded with fags and green bananas, loaded with shipments of unripe whores for the glass hotels of Curaçao, for Guantánamo, father,