Translation for "сафира" to english

Сафира

• safira

Translation examples

safira

Сообщалось, что в мае 2012 года национальные вооруженные силы совершили налет на местную начальную школу в Сафире, мухафаза Алеппо, захватили в заложники 30 мальчиков и 25 девочек в возрасте 10 - 13 лет и прикрывались ими, проводя зачистку города от захватившего его незадолго до этого местного подразделения Свободной сирийской армии.
In an incident in May 2012, the national armed forces reportedly raided the local primary school in As Safira, Aleppo governorate, took hostage 30 boys and 25 girls between 10 and 13 years of age and walked them in front of their forces in order to flush out a local Free Syrian Army unit that had recently taken the town.

Ну, а чем же нам заняться: крестьян из Монте-Лавре, Эскоурала, Сафиры и Торре-да-Гаданьи привезут только завтра, арена для боя быков еще закрыта, там никого пока нет, — чем же нам заняться, не сходить ли на кладбище, может быть, Жермано Сантос Видигал уже там: мертвецы иногда бывают на удивление проворны, а кладбище недалеко, пойдем по этой улице, к вечеру стало не так душно, потом свернем направо — как в Эвору ехать, — потом налево, тут не заплутаешь, — и вот уже видны белая стена и кипарисы — как всюду, так и у нас. А вот и мертвецкая, только она закрыта на ключ, а ключ они с собой унесли, не войти нам. Добрый вечер, сеньор Урике, все в трудах? Да что ж поделаешь, хоть люди умирают и не каждый день, а прибирать могилки, подметать аллейки приходится.
What shall we do now, given that the men from Monte Lavre, Escoural, Safira and Torre da Gadanha only arrive tomorrow, given that the bullring is closed and no one can get in, what shall we do, let’s go to the cemetery, perhaps Germano Santos Vidigal has arrived there already, the dead, when they choose to, can move very fast, and it’s not that far and it’s cooler now, you go down this street, turn right, as if we were going to Évora, it’s easy enough, then left, you can’t go wrong, there are the white walls and the cypresses, the same as everywhere else.

Вот и полночь, с церковной площади донесся бой часов, сегодня уже ничего не случится, в такое время ничего не случается, надо уснуть, на пустой желудок не очень-то уснешь, но все же попробовать надо, и вот, когда арестованные, сморенные духотой и вонью сгрудившихся тел, проваливаются в беспокойное забытье, дверь с грохотом распахивается, и на пороге вырастает капрал Доконал, а за ним шестеро стражников с бумагой в руке — бумага в руке у капрала, разумеется, потому что стражники держат винтовки, словно они вместе с ними появились на свет из чрева матери: Жоан Мау-Темпо из Монте-Лавре, Агостиньо Дирейто из Сафиры, Каролино Диас из Торре-да-Гаданьи, Жоан Катарино из Эскоурала.
They hear the town hall clock strike midnight, nothing more will happen today, it’s too late, they’d better get some sleep, their empty stomachs are protesting but not too much, and as the men are about to abandon themselves to slumber, made drowsy by the smell and the heat from all those bodies, the door is flung open and Corporal Tacabo and six guards appear, the corporal is clutching a piece of paper and the guards their rifles as if they had emerged fully armed from their mothers’ wombs, and the corporal bawls, João Mau-Tempo from Monte Lavre, Agostinho Direito from Safira, Carolino Dias from Torre da Gadanha, João Catarino from Santiago do Escoural.

играли с мальчиком, которому так нравится играть на солнце, что бы там ни говорили ему родители; поговорили с женщиной по имени Сезалтина, ее муж по чистой случайности оказался не замешан во в*се эти смуты: он служит на городском кладбище, а зовут его Урике — и все это мы сделали для того, чтобы под каким-нибудь предлогом задержаться, опоздать, отвлечься, но вот мы все-таки оказались в четырех выбеленных известью стенах этой комнаты, мы стоим на кирпичном полу, истертом за десятилетия, мы вглядываемся в скругленные временем углы, и внимание наше привлекает цепочка муравьев, которая ползет по полу, как по земле, а где-то наверху, выделяясь на белом небе-потолке, освещенные лампочкой-солнцем, движутся горы: это люди, муравьи знают, что это такое, из поколения в поколение передается им страх перед тяжкой ступней, перед длинной струей горячей жидкости, хлещущей из какой-то кишки, приделанной спереди к телу человека; муравьи тонут и гибнут повсюду, но сейчас и здесь вроде бы смерть им не грозит — люди заняты чем-то другим. Уши у муравьев устроены таким образом — и к тому же музыкальное образование ничтожно, — что они не могут слышать, как говорят и поют люди, и потому нет возможности восстановить допрос во всех подробностях, но какая разница: завтра, в этом самом доме, в другой, правда, комнате, будут допрашивать крестьян из Монте-Лавре, Торре-де-Гаданьи, Сафиры и Эскоурала, и мы все узнаем и услышим те же оскорбления — сукин сын, сволочь, мерзавец, паскуда, — все как обычно, люди даже не обижаются — это вроде перебранки кумушек — ах, такая разэтакая, а через три дня — глядишь, и помирились. Здесь, однако, миром дело не кончится.
We lingered to look at the landscape, to play with the little boy who so loves to play in the sun, however often his parents call him indoors, and to ask questions of Cesaltina, whose husband is not involved in these troubles, he works for the council and is called Ourique, but all these things were merely excuses, delaying tactics, ways of averting our eyes, but now, in between these four whitewashed walls, on this tiled floor, notice the broken corners, how some tiles have been worn smooth, how many feet have passed this way, and look how interesting this trail of ants is, traveling along the grooves between tiles as if they were valleys, while up above, projected against the white sky of the ceiling and the sun of the lamp, tall towers are moving, they are men, as the ants well know, having, for generations, experienced the weight of their feet and the long, hot spout of water that falls from a kind of pendulous external intestine, ants all over the world have been drowned or crushed by these, but it seems they will escape this fate now, for the men are occupied with other things. The hearing apparatus and musical education of ants do not allow them to understand what men say or sing, so they cannot catch every detail of the interrogation. But that doesn’t matter, in the morning, in this same barracks, albeit in a less secret place, the men from Monte Lavre, Torre da Gadanha, Safira and Escoural will be questioned too, and then we’ll hear everything, along with the insults, son-of-a-bitch, bastard, son-of-a-bitch, piece of shit, son-of-a-bitch, faggot, all of which is very trivial, and we won’t be offended by such trifles, it’s like a scurrilous form of the tittle-tattle exchanged by gossips, she said this, then she said, who cares, in a couple of days they’ll have made up, but not in this case.