Translation for "леопольд блум" to english

Леопольд блум

• leopold bloom

Translation examples

leopold bloom

Мистер Леопольд Блум с удовольствием едал внутренних органов...
Yes. "Mr Leopold Bloom ate with relish the inner organs..."

"Таинственный незнакомец на пляже", премированный рассказ мистера Леопольда Блума.
"The Mystery Man on the Beach", prize titbit by Mr Leopold Bloom.

Каждое 16ое июня, любители Джеймся Джойся следуют по маршруту путешествия Леопольда Блума из романа Улисс.
Every June 16th, lovers of James Joyce follow the route travelled by the Leopold Bloom in the novel Ulysses.

Принмая во внимание,что Леопольд Блум известен как поджигатель, сутенер и рогоносец, а также представляет опасность для общества.
Whereas Leopold Bloom, domiciled in Eccles Street, 7 known as a forger, bigamist, pimp, scoundrel, a traitor and public nuisance for citizens Dublin.

Гомеровский Одиссей воссоздан, как дублинский еврей Леопольд Блум, и его современная встреча с Сиренами в то время казалась совершенно шокирующей.
Homer's Odysseus is reincarnated as a Jewish Dubliner, Leopold Bloom, whose contemporary encounter with the Sirens was considered in its day deeply shocking.

В ушах прозвучало шокирующее, непростительное, неопровержимое определение Святой земли, данное Леопольдом Блумом: «Седая запавшая пизда планеты».[100] Мы были два похожих еврея, Блум и я.
Leopold Bloom’s shocking, unforgivable, irrefragable words, re the Holy Land, hammered in my ears – The grey sunken cunt of the world. We were similar Jews, Bloom and I.

И подобно тому, как бесконечные странствия и случайные встречи австралийских культурных героев кажутся однообразными тем, кто знаком с полинезийскими, индоевропейскими или североамериканскими мифологиями, так и странствия Леопольда Блума в «Улиссе» кажутся однообразными почитателям Бальзака и Толстого.
And just as the endless wanderings and fortuitous meetings of the Australian cultural heroes seem monotonous to those who are familiar with Polynesian, Indo-European, or North American mythologies, so the wanderings of Leopold Bloom in Ulysses appear monotonous to an admirer of Balzac or Tolstoi.

Но историк религии знает, что утомительные странствия и подвиги мифических предков для австралийца являют собой величественную историю, к которой он экзистенциально причастен, и то же самое можно сказать о странствиях Леопольда Блума по его родному городу, кажущихся утомительными и банальными.
But the historian of religions knows that the tedious wanderings and performances of the mythical ancestors reveal to the Australian a magnificent history in which he is existentially involved, and the same thing can be said of the apparently tedious and banal journey of Leopold Bloom in his native city.

Противоположность подобным временным мирам – повествование, где время уплотнено до такой степени, что само его течение практически замирает, останавливается: ведь как мы помним, бесконечный роман Джойса «Улисс» описывает всего лишь двадцать четыре часа из жизни Леопольда Блума.
The opposite of these multiple temporal universes is a time so intensified by the narrative that the chronology and the passage of time slow down until they almost stop: as we recall, Joyce’s huge novel Ulysses covers just twenty-four hours in the life of Leopold Bloom.

Тут был Грендель, тут был Ахиллес, тут был Робин Гуд, тут были Гаргантюа и Пантагрюэль, тут были Владимир и Эстрагон, тут был Том Джонс, тут был Гумберт Гумберт, тут был Папай-моряк, тут был Человек-Паук, тут была Джен Эйр, тут был Дэйв Боумен, тут была Элинор Ригби, тут были Иисус Христос и Стойкий Оловянный Солдатик, Леопольд Блум и медведь Руперт – все созданные человеческими усилиями вымышленные персонажи были посажены в этом зеленом мире, и все они кувыркались, любили, сквернословили в сокровенном хаосе бесконечной истории.
The Grendel was there, Achilles was there, Robin Hood was there, Gargantua and Pantagruel were there, Vladimir and Estragon were there, Tom Jones was there, Humbert Humbert was there, Popeye the Sailor Man was there, the Spiderman was there, Jane Eyre was there, Dave Bowman was there, Eleanor Rigby was there, Jesus Christ and the Tin Man were there, Leopold Bloom and Rupert the Bear were there; all the fictional characters of human endeavour were planted in that green world, and all of them were tumbling and loving and cussing in a story-go-round of intimate chaos.