Translation for "внутреннее противоречие" to english

Внутреннее противоречие

noun

• self-contradiction

Translation examples

self-contradiction noun

Вся твоя нынешняя жизнь - внутренне противоречие.
Your whole waking life is a self-contradiction.

Все это было бы смешно, не будь это точной характеристикой большинства академических культурологических исследований в Америке и некоторыми из основных черт Личностно-Ориентированной Гражданской Религии (это еще одна причина, почему ЛОГР так редко бывает преобразующей, — она отчасти основывается на ряде плачевных внутренних противоречий, присущих антииерархизму, релятивизму и субъективизму, и потому не способна давать каких-либо стимулов к трансформации [см.
Unfortunately those are the exact characteristics of most academic cultural studies in America—and some of the central features of the Person-Centered Civil Religion (another reason the PCCR is so rarely transformative; it rests, in part, on a series of unfortunate self-contradictions, embedded in antihierarchism, relativism, and subjectivism, and thus it can’t get any traction for transformation [see September 23]).

Принципам крайнего релятивизма и конструктивизма, которые, например, утверждают, что все реальность является социально конструируемой и потому относительной от культуры к культуре, уже нанесли решительный удар такие теоретики, как Юрген Хабермас и Карл Отто-Апель (показавшие, что в самом центре доктрины конструктивизма скрыто неустранимое внутреннее противоречие), Джон Сирль (который продемонстрировал, что социально конструируемые реалии должны опираться на объективные истины, иначе конструирование вообще невозможно), Питер Бергер (доказавший относительность самого релятивизма, таким образом побив его же собственным оружием), Чарльз Тэйлор (указавший, что антиранжирование релятивистов само является ранжированием) и многие другие.
The extreme relativists and constructivists—who maintain, for example, that all of reality is socially constructed, and thus relative from culture to culture—have already had their tenets decisively deflated by the likes of Jürgen Habermas and Karl Otto-Apel (who both show the performative self-contradiction hidden in the very center of the constructivists’ claims), John Searle (who demonstrated that socially constructed realities must rest on objective truths or the construction can never get under way in the first place), Peter Berger (who relativized the relativizers, thus defeating their own claims), Charles Taylor (who showed that the relativists’ antiranking was itself a ranking), among others.

и с этого начинается процесс, в дальнейшем ходе которого добродетель и порок, происходя от одних и тех же правил, законов, исключений и ограничений, становятся все более похожими друг на друга, пока наконец не возникнет то странное, но, в сущности, невыносимое внутреннее противоречие, из которого исходил Ульрих, — что разница между добром и злом теряет какое-либо значение по сравнению с радостью от чистого, глубокого и самобытного поступка, высекаемого, как искра, и из дозволенных, и из недозволенных действий. Кто непредубежденно посмотрит на вещи, тот даже, наверно, найдет, что запретительная часть морали заряжена этим напряжением сильнее, чем увещательная.
Here a process begins, in the further course of which virtue and vice, because of their common root in the same rules, laws, exceptions, and limitations, come to look more and more alike, until that curious and ultimately unbearable self-contradiction arises which was Ulrich’s point of departure: namely, that the distinction between good and evil loses all meaning when weighed against the pleasure of a pure, deep, spontaneous mode of action, a pleasure that can leap like a spark from permissible as well as from forbidden activities. Indeed, whoever takes an unbiased view is likely to find that the negative aspect of morality is more highly charged with this tension than the positive: While it seems relatively natural that certain actions called “bad” must not be allowed to happen, actions such as taking what belongs to others or overindulgence in sensual gratification, or, if they are committed, at least ought not to be committed, the corresponding affirmative moral traditions, such as unlimited generosity in giving or the urge to mortify the flesh, have already almost entirely disappeared; and where they are still practiced they are practiced by fools, cranks, or bloodless prigs.