Traduzione per "пострашнее" a inglese

Пострашнее

• worse
• terrible

Esempi di traduzione.

worse

– Встречала и пострашнее.
I've seen worse.

Бывают вещи пострашней.
There are worse things than being afraid.

Или заразиться чем-нибудь пострашнее.
Or something worse.

- Ничего, и пострашней видали.
Oh, I've seen worse. Oi!

- Тех, что пострашней акул, сынок.
- Worse than sharks, boy.

Я, случалось, и пострашнее бывал ранен.
I've been hurt worse before.

Нет, чуть пострашнее не помешает.
No, we could use a little worse.

- Да, я видел вещи и пострашнее.
- Yeah, I've seen much worse things.

Я видела царапины от кошек, которые были пострашней.
I've seen worse cat scratches.

Вам грозит кое-что пострашнее смертной казни.
He can do a lot worse... than to kill you.

– Ну-ну, – сказал он, – если они попрятались от нас пятерых, то видывали мы врагов и пострашнее.
‘Well, well,’ he said, ‘if they are afraid of just five of us, then we have met worse enemies on our travels.

Этот Враг будет пострашнее. – Пострашнее?
That Enemy is far worse.” “Worse?

Этот Враг будет пострашнее.
That Enemy is far worse.

– Есть кое-что пострашнее стригоев.
“There are worse things than strigoi.”

«Есть болезни и пострашнее рака».
'There are worse diseases than cancer.'

На земле существуют вещи и пострашнее.
There are worse things on earth.

Он преступник, пострашней, чем Гентри!
He's a much worse criminal than Gantry!

А может, у них на корабле припасен кто-нибудь пострашнее?
Or were there even worse creatures aboard the ship?

Истина была пострашней: для них он больше не существовал.
The truth was worse: he no longer existed for them.

С ним случилось нечто пострашнее смерти.
He was worse than dead.

terrible

Да, эта штука будет пострашнее "Фауста" Гете.
-Right, this thing would be more terrible than Goethe's "Faust".

Заходила речь и о чудищах пострашнее – но тут уж говорили обиняками.
And there were murmured hints of creatures more terrible than all these, but they had no name.

Лорд Волан-де-Морт в который раз оказался не способным понять, что существуют вещи и пострашнее физического увечья. — Но все же, если можно обойтись без него… — сказал Гарри.
Once again, Lord Voldemort fails to grasp that there are much more terrible things than physical injury.” “Yeah, but still, if you can avoid it…”

Теперь оставалось собрать нунтяку – оружие пострашнее любой сабли.
Now all that was left was to assemble the nunchaka — a weapon more terrible than any sword.

Что до рычания, то рычать он умел пострашнее собак — и старых и молодых.
As for snarling he could snarl more terribly than any dog, young or old, in camp.

Как обычно, лорд Вольдеморт упустил из виду, что есть вещи пострашнее физического увечья.
Once again, Lord Voldemort fails to grasp that there are much more terrible things than physical injury.

Мертвые алдариане были убиты так, что в их телах зияли огромные дыры. У них могло быть оружие и пострашнее…
They had weapons, certainly. The murdered Aldarians had been killed by weapons which exploded tunnels through their flesh. There might be other and more terrible devices ...

Другие женщины тоже любили меня, и я знавал расставания пострашнее, но воспоминание об этой девушке и ее прощальный взгляд оказались сильнее всего.
Other women have loved me and I have known other partings, some of them more terrible, but the memory of this woman as she was then, and of her farewell look, overruns them all.

Мы ожидали, что в зеркале появится изображение или произойдет что-то пострашнее, но зеркало просто висело на стене, словно было только зеркалом и ничем больше. Холод опустил меч.
We stood waiting for a figure to appear, for something terrible to happen. But the mirror just hung on the wall, as if someone had put it there to be a mirror and nothing more. The tip of Frost�s sword lowered.

— Что, Пахом Сергеевич, утопленник? — спросила Пелагия, поздоровавшись и на всякий случай перекрестив брезент. — Нет, матушка, пострашнее, — с загадочным видом ответил исправник, вытирая платком малиновую плешь. — Река двух упокойников выкинула. Безголовых.
“What is it, Pakhom Sergeevich, has someone drowned?” asked Pelagia after she said hello, and to be on the safe side she made the sign of the cross over the tarpaulin. “No, mother, something more terrible than that,” the officer replied with a mysterious air, mopping at his crimson bald patch with a handkerchief. “The River’s cast up two corpses.

Это слишком тяжко, невыносимо — знать, что маленький Просстак, который говорил на одном языке с нами и нашпигован был той же дрянью, скрывал в себе, однако, нечто неведомое, темное, пугающее, пострашней всех знакомых нам страхов… Что он таил в себе какой-то беспросветный, мерзкий ужас, непостижимое безумие или мужество, и мог долгих пять минут стоять вон там, на карнизе серого окна, над тошной, кружащей голову пропастью — и знал, что он сейчас сделает, и говорил себе: иначе нельзя! Надо! Ибо все эти взгляды, эти полные ужаса глаза внизу, на дне пропасти, притягивают, и уже невозможно отступить… И, окончательно сраженный ужасом, еще прежде чем прыгнуть, увидел свое падение — стремительно, камнем, вниз — и свое разбившееся тело… ощутил, как трещат и ломаются кости, разлетается череп… и внезапный мрак мгновенья, когда мозг выплеснется на фонарный столб… и в тот самый миг, когда душа, содрогнувшись, отпрянула от бездны привидевшегося ужаса, стыда и невыразимой ненависти к себе, с криком: — Не могу! — он прыгнул.
It is too hard, and not to be endured--to know that little Green, speaking our own tongue and stuffed with our own stuffing, had yet concealed in him some secret, dark, and frightful thing more terrible than anything that we have ever known--that he bore within him some black and hideous horror, some depth of madness or of courage, and could stand there--upon the sheer and nauseating verge of that grey window-ledge for five full minutes--and know the thing he was about to do--and tell himself he must now!--that he had to!--that the compulsion of every horror-fascinated eye down in the gulf below had now made escape impossible--and then, horror-sick past all regeneration, see, too, before he jumped, his fall, the downward-hurtling plunge, and his own exploded body--feel the bones crack and fly apart, and the brutal obliteration of the instant when his brains would shoot out against the lamp-post--and even while his soul drew back from that sheer verge of imagined terror, shame, and unutterable self-loathing, crying: "I cannot do it!"--then jumped!