Traduzione per "кашиас" a inglese

Кашиас

• kachias
• caxias

Esempi di traduzione.

caxias

Полицейский участок № 59, Дуки-ди-Кашиас, Рио-де-Жанейро
59° Police Station, Duque de Caxias, Rio de Janeiro

Он провел много встреч с "Эмпретекос", работающими в этой же области, а также посетил промышленную ярмарку субподрядчиков МЕРКОПАР, которая проводилась в Кашиас-ду-Сул параллельно со всемирной встречей ЭМПРЕТЕК в Порту-Алегри.
He had many meetings with Empretecos who were in the same business and also visited the MERCOPAR Industrial Sub-contracting Fair, which was held in Caxias do Sul, parallel to the EMPRETEC global meeting in Porto Alegre.

Жоан Мау-Темпо вернулся в Алжубе, потом его перевели в Кашиас, и эти вести наконец достигли Монте-Лавре.
João Mau-Tempo returned to Aljube, then, after a few days, he was taken from there to Caxias, and news of this finally reached Monte Lavre.

Тарелки и стаканы опустели, а ожидание все продолжалось — что с нами будет, уже почти ночью пришел приказ: одних пока туда, других — сюда, в Кашиас или в Алжубе, потом-то их повозят и по другим местам, еще пострашнее этих.
The plates and glasses were taken away, and the waiting continued, what will become of us, it was nearly night when they got their marching orders, some were being sent here and some there, Caxias or Aljube, provisional billets, there would be further moves, all of them to worse places, as the name became a face, so the face became a target.

Никаких ж тросов ему не задавали, отвезли в Кашиас, на этот раз днем, чтобы окрестности посмотреть через решетку — это нее равно что на мир глядеть через игольное ушко, потом приказали раздеться, это родина так велит, однажды меня уже заставляли раздеваться доктора из призывной комиссии, годен — не годен, но для этого-то я годен, отсюда меня не прогонят, трясут мою одежду, карманы выворачивают, стельки из ботинок вынимают, знают эти специалисты, где прячут запрещенную литературу, но ничего не находят, из двух носовых платков один у меня забирают, из двух пачек сигарет забирают одну, прощай, моя бритва, но иногда и полицейские бывают невнимательны, не сразу ее сестрицу, обнаружили, а представьте себе, что бы могло быть, если бы я решил покончить с собой.
No one interrogates him, they brought him from Caxias, this time during the day, so he at least knew where he was, although trying to see the world through those cracks was like trying to see it through the eye of a needle, and then he was ordered to undress, the nation does things like that, it happened to me once before, the doctors did it when I was called up, to decide whether or not I was good enough, well, I’m obviously good enough for these people, they’re not going to send me away, they empty my pockets, they rummage and search and ransack, they even remove the insoles in my shoes, these clever folk know where we stash our secrets, but they find nothing, of the two handkerchiefs I brought with me, they take one, of the two packs of cigarettes, they take one, farewell, knife, these police aren’t always so thorough, only now do they take my knife off me, what if I’d tried to kill myself.

Полетят письма туда-сюда, в которых Жоан и Фаустина Мау-Темпо обо всем точно договорятся, это ведь не шутки, все надо как следует обсудить, хотя встречу эту и не надо скрывать и сам полицейский откроет дверь, входи, мол; чтобы прибыть на место точно в срок, приходится все рассчитывать очень тщательно, ведь человек издалека едет: из Монте-Лавре в Вендас-Новас на телеге, из Вендас-Новас до Баррейро на поезде, может быть, в том самом вагоне, который вез Жоана Мау-Темпо и Леандро Леандреса, потом на пароходе — но второй раз в жизни увидит Фаустина море, этот необычной величины ручей, затем опять на поезде до Кашиас, здесь море оказывается гораздо больше. Ах, вот оно какое, море! И подруга, которая живет в Лиссабоне, встречает ее в Террейро-до-Пасо, она улыбается снисходительно и понимающе и говорит: Да, это море. Но она скрывает то, что не знает, каково настоящее море, не этот его кусочек, который можно охватить руками, заключенный между двумя мазками, а бесконечная текучая жажда, волны пенящегося стекла и пены, то бурлящая, го застывающая стихия, где водятся большие рыбы и случаются трагические кораблекрушения, ах, какая поэзия!
Letters will come and go, everything has to be meticulously arranged between Faustina and João Mau-Tempo, because these things are no joke, everything has to be worked out to the last detail if a person is traveling a long way to be at a certain place at a certain time, even when the meeting is not a clandestine one, even when it’s the police themselves who open the door and say, Come in. No, you have to take account of every eventuality, from Monte Lavre to Vendas Novas by cart, then from Vendas Novas to Barreiro by train, possibly in the same carriage that brought João Mau-Tempo and Leandro Leandres, and then by boat, it’s only the second time Faustina Mau-Tempo has seen the sea, this vast estuary, and then again by train to Caxias, where the sea is suddenly much bigger, This is real sea, she says, and the woman who met her at Terreiro do Paço and who lives in the city smiles sympathetically and kindly at her friend’s limited experience and says, Yes, that’s the sea all right, but says nothing of her own ignorance about what the sea really is, not this modest opening of arms between two towers, but an infinite, liquid longing, a continuous sifting of glass and foam, a mineral hardness that softens and chills, the home of the great fish and of sad shipwrecks and of poems.

Это улица Святого Николая, а га — Святого Франциска, помогите мне, святые, если вы здесь: Я не понимаю, о чем вы говорите, сеньор полицейский, я ни в чем не виноват, всю жизнь я работал, с самого рождения, во всем этом я не разбираюсь, один раз меня арестовали, но это все уже давно было, с тех пор я никогда не занимался политикой, кое-что из сказанного было правдой, кое-что, но Жоан Мау-Темпо от своих слов не отступит, в словах хорошо то, что их можно держаться, как привычного пути по камням через реку, внимательно следя, куда ступаешь, ведь вода так быстро мчится, что в глазах рябит, осторожнее! Это место Жоан Мау-Темпо знает — спуск с двумя рядами электрических огней, как только прошли его, легаш прогавкал: Вот мы и на месте, увидишь, что теперь с тобой будет, такой-сякой, от этих слов содрогается ласковое утро, в деревне их не употребляют. Жоану Мау-Темпо кажется, будто силы его покинули, — двадцать пять дней он провел в камере почти без движения: из камеры в уборную, из уборной в камеру, вот и все, а в бедной его голове кружились мысли, он пытался связать все нити воедино, но они рвались от тревожных забот, и после это-го дорога пешком показалась ему очень долгой, хотя ни в какое сравнение не шла с теми расстояниями, которые преодолевали его ноги в родных местах, и вдруг он пугается, что не выдержит, скажет, что знает, и даже то, чего знать не может, но он услышал голос заключенного из Кашиаса: Слушай, друг, мы не знаем, почему ты тут оказался, но я тебе кое-что посоветую, это тебе на пользу пойдет. Настало время вспомнить эти советы, и последние метры он проходит словно во сне, он уже вошел и поднимается по лестнице, снова второй этаж, никого здесь нет, тишина нагоняет страх, третий этаж, четвертый, пришли, здесь ждет Жоана Мау-Темпо его судьба, она хромая, у судьбы есть большой недостаток: она ничего не делает, она ждет, нам самим приходится все делать, например учиться говорить и молчать. Через несколько минут после того, как Жоана Мау-Темпо втолкнул в кабинет стоявший там на часах легаш, дверь рывком отворилась, и вошел хорошо одетый господин, только что выбритый и благоухающий лосьоном и бриллиантином, он жестом приказал караульному выйти и раскричался: Из-за этого канальи, из-за этого чертова коммуниста я сегодня на мессу не попаду!
This street is called São Nicolau and the one over there São Francisco, and if I left some saint or other behind me along the way, you can have him, Sorry, I don’t know what you’re talking about, officer, I haven’t done anything wrong, I’ve been working ever since I was born, I don’t know anything about these things, I was arrested once but that was years ago, and I’ve had nothing to do with politics since, these are João Mau-Tempo’s words, some true, some false, and he won’t say anything else, that’s the good thing about words, they’re like a river flowing over rocks, it always does so in the same way, be careful not to stumble, the water flows so quickly it can dazzle you, watch out. The hound barks, João Mau-Tempo recognizes the place, this slope with the tram lines shining, Ah, so that’s it, well, just you wait, and the soft dawn is bruised by the bad words hurled at him, you this and you that, words barely known in the latifundio. And now João Mau-Tempo feels his strength leaving him, he’s been stuck in a cell for twenty-five days, scarcely moving, or only from cell to latrine and from latrine to cell, with his poor mind working overtime, tying up loose ends that immediately come undone again with more anxious thinking, not to mention the sleepless nights, and now there’s this walk, which seems so long and yet it’s nothing compared to the distances his legs used to cover on the latifundio, and suddenly he’s afraid he won’t make it, afraid he’ll tell all he knows as well as what he could never possibly know, but then he hears again the prisoner in Caxias, Listen, friend, we don’t know why you’re here, but for your own sake, take my advice, and he remembered this just in time, he covered the final meters as if in a dream, he’s through the door, going up the steps, up to the first floor again, there’s no one to be seen, a terrifying silence reigns, second floor, third floor, we’re here, João Mau-Tempo’s fate has been waiting for him, legs crossed, that’s the trouble with fates, they do nothing but wait, and we are the ones who have to do everything, for example, learn when to speak and when to keep silent. The hound shoved João Mau-Tempo into a room and remained on guard outside. After a few minutes, the door burst open and in came a very spruce-looking gentleman, freshly shaved and smelling of cologne and brilliantine, he gestured to the other man to leave and immediately started shouting, Because of this bastard, this bloody communist, I can’t go to mass today, that really is what he said, although I doubt anyone will believe me, but it’s true, probably the influence of the ecclesiastical neighbors mentioned earlier while we were walking over from the Aljube prison, not to mention the Church of the Martyrs and the Square of the Two Churches, the Church of the Incarnation and that other one, now what the devil is it called, Father Agamedes would love it here, he’d be able to hear the confession of this Inspector Paveia, who is so upset about having missed mass you would think he’d have his own chaplain really, and now, to complete this edifying picture, imagine if João Mau-Tempo were to say, Oh, sir, please don’t miss mass on my account, if you like, I’ll go with you.