Käännös "пресвятая богородица" englanti

Пресвятая богородица

• holy mother of god
• blessed virgin

Käännösesimerkit

holy mother of god

Что ж, Уильям, если твои дети хотят восхвалять Иисуса в классе я предлагаю зачислить их в Академию Пресвятой Богородицы на улице "Я люблю Иисуса"
Well, William, if your kids want to praise Jesus in class, I suggest they enroll at Sweet Holy Mother of God Academy on I Love Jesus Street, but not here.

— Пресвятая Богородица! — вскрикнула Урсула.
“Holy Mother of God!” Úrsula shouted.

— Андрюшенька, Храни тебя Пресвятая Богородица, святой Никола и все Оптинские старцы!
“Andryushenka, may our Most Holy Mother of God, Saint Nikola, and all the Optina Elders protect you!”

Матушка Пресвятая Богородица, лежать бы и ему прикрученным к кровати, как Ташка, если б остался тогда ночевать, решил бы, что утро вечера мудрёнее.
Holy Mother of God, he’d be lying tied to a bed now, like Tashka, if he’d stayed there that night and decided he ought to sleep on things.

blessed virgin

Отлично, Пресвятая Богородица только что подарила мне двоих детей.
Well, but the Blessed Virgin has just given me two children.

Аминь. — Потом он добавил: — Пресвятая богородица, помолись, чтобы рыба умерла.
Then he added, “Blessed Virgin, pray for the death of this fish.

Мейв нахмурилась. – Даже если это так, вы считаете, что Пресвятая Богородица одобрит дочь, которая…
Maeve frowned. "Even so, do you think, Father, that the Blessed Virgin would approve of a daughter who spoke ill of—

Ее подруги по колледжу теперь находились на недоступном для нее небе, особенно после ее позорного изгнания, но и для своих соседей она не была как все остальные, потому что те знали ее без ее прошлого, знали ее только в этом форменном платье из монастыря Явления Пресвятой Богородицы.
Her former schoolmates were in a heaven that was closed to her, above all after the dishonor of her expulsion, and she was not a neighbor to her neighbors, because they had known her without a past, in the uniform of the Academy of the Presentation of the Blessed Virgin.

Фермина Даса показала ей дорогу, по которой они каждый день ходили с тетушкой Эсколастикой, скамью в парке, на которой Флорентино Ариса ждал ее, делая вид, будто читает, переулочки, по которым он ходил за нею следом, тайники, где они прятали свои письма, и зловещее здание, где когда-то помещались застенки Святой Инквизиции, затем превращенное в ненавистную монастырскую школу Явления Пресвятой Богородицы.
Fermina Daza showed her the route she had taken every day with Aunt Escolástica, the bench in the little park where Florentino Ariza pretended to read while he waited for her, the narrow streets along which he followed her, the hiding places for their letters, the sinister palace where the prison of the Holy Office had been located, later restored and converted into the Academy of the Presentation of the Blessed Virgin, which she hated with all her soul.

— Не уходи, пожалуйста, не уходи, — завыл он сквозь слезы. — Пусть даже ты иногда ворчливый и раздражительный, и у тебя никогда ни для кого не находилось доброго слова, и ты никогда никому не помогал, и никогда не говорил спасибо, когда тетя Гретхен угощала тебя лепешками, и напивался по средам, и шатался по чужим дворам, и тебя тошнило на чужие клумбы, и ты жестоко обращался с животными, и топтал цветы вокруг водокачки, и никогда не ходил в церковь, и три года не платил взносы в Фонд помощи бедным, и парковал свою тележку на стоянке дяди Густава, и крал еду, которую мы оставляем на крыльце для бедного слепого мальчика, и жульничал в домино, и понапрасну срубил Бабушкину вишню, а когда она стала укорять тебя за это, ты обозвал ее грубым словом, и ты бросаешь пакетики из-под чипсов через заборы в чужие сады, а один раз ты наступил на мою игрушечную лошадку, и когда я заплакал, ты начал дразнить меня, и Хильда говорит, что у тебя манеры как у борова, и сорняки из твоего сада заполонили помидорные грядки дяди Карла, и ты налил водки в апельсиновый сок Большому Петеру на его свадьбе, и дядя Христиан клянется всем чем угодно, что ты передвинул заднюю ограду своего участка на три фуга в его сад, и ты пририсовал усы Матери Пресвятой Богородице в маленькой белой часовне, но мы все равно любим тебя!
‘Please don’t go,’ he wailed through his tears. ‘Even though you’re grumpy and bad-tempered sometimes, and you never have a kind word for anyone and never help anyone out and never say thank you when Aunt Gretchen gives you griddle-cakes and you get drunk on Wednesday nights and go around being sick in people’s hanging baskets and you’re cruel to animals and you tread on the flowers round the village pump and you never go church and you haven’t paid your contribution to the poor relief fund for three years and you park your cart in Uncle Gustav’s parking space and you steal the food we leave out for the poor blind boy and you cheat at dominoes and you cut down Grandmama’s cherry tree for no reason at all and when she complained you called her a rude word and you leave empty crisp-packets all over everyone’s front gardens and you trod on my toy horse once and when I cried you laughed at me and Hilda says you’ve got the manners of a warthog and the weeds from your garden blow out all over Uncle Carl’s potato patch and you put vodka in Big Peter’s orange juice at his wedding and Uncle Christian swears blind you’ve moved your back fence three feet over into his garden and you drew a moustache on the picture of the Blessed Virgin in the little white chapel, we still love you.’